Андрей Курков - Форель a la нежность (сборник)

Лунный свет падал через окошко на часть круглого стола. И в этом свете я увидел на столе двух мышек, доедавших наш рождественский ужин.

На моем лице возникла улыбка облегчения. Я зашел в залу и тихонько прикрыл за собой двери.

Мышки, казалось, не боялись меня. Но как только я включил свет – они спрыгнули со стола и убежали под диван. Электричество, видимо, было здесь «непостоянным». Лампочка под потолком то вспыхивала ярче, то притухала. Я осмотрелся по сторонам и увидел на подоконнике какой-то черный прибор. Подошел, взял его в руки.

И тут же мне стало холодно. Прибор, который я держал в руках, оказался радиационным дозиметром.

Я тут же вспомнил и шлагбаум с постовой будкой, и шестерых военных, спевших нам рождественские колядки и получивших за это по банке консервов. Вспомнил я и биографию Димы, Маринкиного брата.

«Ах сволочь! – подумал я. – Он нас затащил в чернобыльскую зону. А мы тут зачали ребенка… О чем он думал! Это же его сестра! Вот тебе и экстремальный туризм! Он что, хотел показать, что настоящие традиции сохраняются только благодаря радиации?»

Я вернулся в спальню. Оделся, стараясь не разбудить Маринку. Снова зашел в залу.

Он спит на кухне! Мне очень захотелось взять что-нибудь тяжелое, пойти туда и стукнуть его по голове. Но ничего тяжелого в зале я не нашел. Я еще раз осмотрелся и, к своему удивлению, увидел Диму. Он заглянул в залу из передней. Он был одетый, а в руке сжимал за горлышко бутылку шампанского.

– Не спится? – спросил он негромко. На его лице появилась шаловливая улыбка.

– Ты куда нас привез? – сердитым шепотом спросил я.

Улыбка не исчезла с его лица. Он посмотрел мимо меня на вчерашний рождественский стол. Я понял, что он смотрит сейчас на дозиметр, оставленный мною на столе напротив шестого стула.

– Это же чернобыльская зона! – произнес я уже громче, не дождавшись от Димы ответа на свой предыдущий вопрос.

– Ты умеешь открывать шампанское беззвучно? – спросил он. – Ты же умеешь, я помню! На, открой!

Я взял в руки бутылку. А он кивнул мне внутрь залы, в сторону стола, мол, проходи и садись!

Мы сели за стол. Я снял с пробки фольгу, аккуратно скрутил оловянную проволоку, крепко соединявшую пробку с бутылкой. Потом аккуратными движениями хирурга потянул пробку на себя. А когда она уже пошла сама, под силой давления шампанского, стал придерживать.

– А теперь наливай! – прошептал он.

– А пить за что будем? – спросил я мрачно. – За Рождество в чернобыльской зоне?

Дима опять усмехнулся.

– Нет, за открытие нового маршрута экстремального туризма. Мое ноу-хау. Называется: «Русская рулетка в украинской провинции».

– Что ты хочешь этим сказать?

– То, что у меня пять таких мест. Одно – в чернобыльской зоне, четыре – в обычных селах, замаскированных под чернобыльскую зону. Это для новых русских, которые уже все видели и больше не умеют удивляться. Купил тур, получил номерок маршрута – и поехали! Кстати, зря ты чернобыльской зоны боишься! Знаешь, как радиация нервы успокаивает?

– Ты мне не ответил: это чернобыльская зона или нет?

– Не бойся, не чернобыльская.

Я с облегчением вздохнул и глотнул шампанского.

– Так ты что, все это специально для нас подстроил? Для острых ощущений?!

– Это мой вам рождественский подарок. Кстати, хотите следующее Рождество в одной шахте под Донецком с бастующими шахтерами отметить?

– На следующее Рождество у нас будет малыш, – спокойно и с уверенностью сообщил я Диме. – А ему вряд ли понравится в шахте с шахтерами…

– Ничего, – усмехнулся Дима. – Еще целый год впереди. Я для вас что-нибудь другое придумаю. Такое, чтобы и малышу понравилось!

«Я приеду к тебе под окно зимней ночью на белоснежном танке».

Каждую ночь в очередном сне пролетала эта фраза, произнесенная моим голосом. И мне казалось, что во сне, услышав ее, я киваю. Я согласен приехать к тебе под окно на белоснежном танке.

Только откуда взялся этот белоснежный танк?

Я перебираю все слова, сваленные в моей памяти. Память – не архив. В ней никогда не бывает порядка. В ней если даже что-то и найдешь, вряд ли точно поймешь: когда и кем это было сказано или сделано.

«Мой папа был командиром танковой части…» – прошептал откуда-то издалека твой голос.

Ты это сказала на второй день нашего знакомства. Точнее, это был твой ответ на мое предложение выпить у тебя дома чая.

Мы так и не выпили у тебя чая. Вместо этого мы несколько раз посидели в баре, где ты всегда заказывала красное мартини, а я пробовал то кальвадос, то настоящий портвейн из Португалии. Потом, это было в конце мая, съездили в Ялту и провели там три дня. Солнце только-только начинало оживлять, размораживать людей. Весна была поздняя. Мне за неделю до этого исполнилось 45, тебе в следующем сентябре «стукало» 22. Замечательная разница. Помните такой рекламный слоган «Почувствуйте разницу!»? Я ее действительно почувствовал. И запомнил навсегда.

И вот этой ночью снова вспоминал ее в одном из своих обычных, посвященных тебе снов.

От Нового года поубавилось яркости, зато прибавилось ее к Рождеству. Я завис между двумя этими праздниками с четким ощущением необходимости что-то совершить, взять что-то из прошлого и перетащить если не в будущее, то уж точно в сегодняшний день, точнее – в сегодняшнюю ночь.

Кто-то пустил за окном ракету. Над домом взорвался разноцветными искрами салют. Я открыл глаза. Фосфор стрелок на старинном будильнике указал время – четверть второго ночи.

Тот, кто запустил этот фейерверк, наверняка моложе меня лет на десять. В моем возрасте к фейерверкам возникает устойчивое равнодушие.

Теперь мне не хочется спать.

Я поднимаюсь, подхожу к окну.

– Где ты там, Ия? – спрашиваю я заоконную темень.

В эти зимние ночи мне не хватает именно ее. О других гостивших в моей личной жизни женщинах я не думаю.

– Алло? – бормочет сонный голос. – Кто это?

Скоро половина второго. Она наверняка крепко спала. Интересно, что ей снилось?

– Это один эгоист из твоего недавнего прошлого, – говорю я.

Из трубки молчание. Минута, вторая. Она не кладет трубку.

– Ты меня узнала? – спрашиваю я, не выдержав этой игры в «кто кого перемолчит».

– Узнала.

– Как там твой папа?

– Он умер. Два месяца назад.

– Извини.

– Ничего. Я уже привыкла к тому, что его нет. Его друзья еще не привыкли и звонят время от времени. Иногда ночью. Старики, как и счастливые, часов не наблюдают. Я думала, и сейчас это кто-то из них.

– Ты теперь одна?! – спрашиваю я и ловлю себя на том, что в интонации моей проскальзывает надежда на ее утвердительный ответ.

– Почти.

– Как это?