Дженнифер Уорф - Вызовите акушерку

Сестра Евангелина выругалась и забормотала что-то себе под нос. (Кстати, это ещё одна черта, за которую её любили в Попларе: она была не настолько святой, чтобы не позволять себе порой тихонечко ругаться!) У нас был выбор: мы могли ждать, а могли вернуться, объехать вокруг всего Собачьего острова и вырулить на Вест-Индия-Док-роуд в районе Лаймхауса, преодолев расстояние примерно в семь миль. Однако сестру Евангелину это не устраивало. Толкая свой велосипед, она уверенно зашагала к воде, через ворота со знаками «ВЪЕЗД ВОСПРЕЩЁН» и «НЕ ВХОДИТЬ», мимо таблички «ОПАСНО». Заворожённая, я последовала за ней: что она ещё задумала?

Сестра потопала к скоплению барж, призывая всех попадавших в поле зрения докеров помочь нам. Несколько вышли вперёд, ухмыляясь и стягивая шапки. Одного из них сестра знала.

– Доброе утро, Гарри. Как твоя матушка? Погода наладилась, надеюсь, и её обморожение прошло. Передавай ей от меня привет. Возьми-ка велосипед, вот молодец, и помоги нам.

Подобрав длинные юбки и заткнув их за пояс, она шагнула к ближайшей барже.

– Дай-ка мне руку, паренёк, – скомандовала она здоровяку лет сорока.

Вцепившись в него, она задрала ногу, продемонстрировав на мгновение толстые чёрные чулки и длинные панталоны с резинками чуть выше колена, и перешагнула на соседнюю баржу. Я поняла, что она задумала: переправиться через канал, как докеры, перепрыгивая с баржи на баржу.

Чтобы перебраться на ту сторону, надо было миновать восемь или девять стоявших на якоре барж. Мужчины, благослови их Бог, собрались вокруг. С первой баржей проблем не возникло. Но дальше две посудины лишь соприкасались бортами, через которые нужно было перебраться, при том, что баржи качались на воде. Понадобились все силы здоровяка и двух или трёх других мужчин, чтобы перетащить сестру Евангелину. Я услышала:

– Хватай-ка за ногу, ай молодец…

– Тяни!

– Держи меня.

– Толкай…

– Неплохо, сестра!

Я следовала за ними достаточно проворно, не в силах отвести глаз от этой бойкой старой монахини, её развевающегося по ветру покрывала, чёток и распятия, бешено раскачивающихся из стороны в сторону, покрасневшего от напряжения носа. Двое мужчин несли велосипеды высоко над головами, и она, обернувшись, резко их отчитала:

– Следите за нашими сумками! Это вам не шуточки!

Вторую и третью баржи прошли без приключений, но между третьей и четвёртой обнаружился зазор дюймов в восемнадцать [25]. Сестра Евангелина поглядела на плещущуюся воду и изрекла:

– Хм.

Затем, задрав юбки ещё выше, она тыльной стороной ладони вытерла каплю с носа и сказала здоровяку:

– Иди первым и будь готов меня поймать.

Трое молодых людей подхватили её – сестра Иви была не из лёгких, – и она ступила на край. Она стояла на узкой кромке движущейся баржи, прочно уперев свои плоские стопы, и решительно глядела на здоровяка на той стороне. Сестра тяжело дышала. Снова громко шмыгнув носом, она сказала:

– Так, если я смогу перенести свой вес тебе на плечи, то буду в порядке.

Он кивнул и протянул руки. Она осторожно наклонилась вперёд и положила руки ему на плечи, а он подхватил её под мышками, в то время как остальные придерживали её сзади. Моё сердце билось где-то в горле. Если баржа двинется или сестра Евангелина поскользнётся, никто не сможет удержать её от падения в воду. Умеет ли она плавать? Что если её утащит под баржу? Даже думать об этом было страшно. Медленно, осторожно она подняла ногу и перенесла её на следующую баржу. Подождала секунду, приходя в равновесие, и затем, быстро подобрав вторую ногу, прыгнула в объятия здоровяка. Со всех сторон закричали «Ура!», а я чуть не рухнула от облегчения. Она снова шмыгнула.

– Что же, неплохо. Не хуже, чем пукнуть в дуршлаг. Айда дальше, ребята.

Остальные баржи примыкали одна к другой, и сестра спокойно перешла на противоположную сторону канала, краснолицая, но торжествующая. Оправила юбки, взяла велосипед, улыбнулась всем и сказала:

– Спасибо, ребята, вы были на высоте. Ну, мы поехали.

И, выкрикнув привычное: «Коли хочешь быть здоров, не боися сквозняков», покатила из гавани.

Миссис Дженкинс слыла загадочной фигурой. Долгие годы она слонялась по всему Доклендсу, от Боу до Кабитт-Тауна, от Степни до Блэкуолла, и при этом никто ничего о ней не знал. Основной причиной её бесконечных хождений было помешательство на детях, особенно новорождённых. Она, казалось, знала, – одному Богу известно, откуда, – когда и где начинались роды, и в девяти случаях из десяти обнаруживалась торчащей на улице возле дома. Она никогда не была многословна, а её вопросы: «Как ребёнок? Как карапуз?» никогда не менялись. Узнав, что ребёнок жив и здоров, она как будто бы успокаивалась и, шаркая, уходила прочь. Она всегда являлась во вторник днём и ошивалась у дверей женской консультации, и большинство молодых матерей сломя голову проносились мимо неё и оттаскивали детей подальше, словно она была заразной или могла наложить злые чары. Все мы слышали их комментарии: «Вот уж старая ведьма, как пить дать, глаз у ней дурной» – и, без сомнения, некоторые матери в это действительно верили.

Миссис Дженкинс нигде не привечали, никогда не хотели видеть, часто боялись, но она всё равно отправлялась в путь в любое время дня и ночи, часто в ужасную погоду, чтобы стоять на улице напротив дома, где родился ребёнок, и спрашивать: «Как ребёнок? Как карапуз?»

Она была маленькой, худой, словно жердь, с птичьим личиком и длинным острым носом, резко торчащем между впалыми щеками. Её кожа была желтовато-серой, испещрённой тысячей морщинок; казалось, у неё не было губ, потому что они запали в беззубую челюсть, и она их постоянно пожёвывала и посасывала. На голове низко сидела выцветшая чёрная шляпа, засаленная и бесформенная, из-под которой тут и там торчали пучки тонких седых волос. Летом и зимой она носила одно и то же длинное серое пальто неопределённого возраста, из-под которого высовывались чудовищно большие ноги. Для такой маленькой женщины огромные ноги были не только невероятными, но и смехотворными – могу представить, сколько насмешек она выслушала, бесконечно бродя по окрестностям.

Никто не знал, где она жила. Для сестёр это была такая же загадка, как и для всех остальных. Священники также не имели ни малейшего представления. Она, судя по всему, не ходила в церковь и не принадлежала никакому приходу, что было необычно среди пожилых женщин. Врачи тоже не знали – она не была записана ни к одному из них. Возможно, она не знала о существовании Национальной службы здравоохранения и о том, что каждый мог теперь получить бесплатную медицинскую помощь. Даже миссис Би, которая всегда была в курсе всех местных новостей и сплетен, ничего о ней не знала. Никто никогда не видел миссис Дженкинс на почте, забирающей пенсию.