Дженнифер Уорф - Вызовите акушерку

Ординатор захотел осмотреть Кончину. Я сообщила, что ещё не проверяла плаценту – не было времени между родами и приездом скорой помощи. Мы исследовали её вместе, она оказалась очень рваной.

– Не слишком обнадеживающе, – пробормотал он. – Говорите, вышло всё сразу? Я должен на неё взглянуть.

Он откинул одеяло, чтобы осмотреть живот, и увидел выделения из влагалища. Кончита, казалось, была без сознания и не шевелилась, когда он пальпировал её матку. Выделилось немного крови.

– Прокладку, – попросил он и велел стажёру: – Полмиллилитра эргометрина для инъекции.

Он ввёл иглу глубоко в ягодичную мышцу, но и тогда Кончита не пошевелилась. Ординатор прикрыл её и сказал Лену:

– Думаю, часть плаценты осталась внутри. Возможно, ей придётся лечь в больницу на дилатацию и кюретаж. Всего на несколько дней, но нельзя рисковать, чтобы кровотечение случилось дома. В её состоянии это может быть крайне серьёзно.

Я видела, как Лен побелел, и ему пришлось схватиться за спинку стула, чтобы не упасть.

– Однако, – мягко продолжил ординатор, – это может и не понадобиться. Следующие пять минут покажут, подействовала ли инъекция.

Затем он попробовал измерить давление Кончиты.

– Я ничего не слышу, – сказал он, и трое докторов обменялись многозначительными взглядами.

Лен застонал и сел. Дочь положила руку ему на плечо, и он её сжал.

Все мы ждали. Ординатор сказал:

– Нет никакого смысла осматривать ребёнка. Ясно, что он жив, но педиатров среди нас нет. Для экспертизы нужно дождаться экспертов.

Он попросил телефон, чтобы позвонить в больницу на Грейт-Ормонд-стрит, но в доме не было своего аппарата. Тихо выругавшись себе под нос, ординатор спросил, где можно найти ближайшую телефонную будку. Она оказалась в двух сотнях ярдов вниз по дороге, на другой стороне улицы. Многострадальный стажёр отправился в туман и гололёд с карманами, полными мелочи, собранной у всех нас, чтобы позвонить в больницу и обо всём договориться.

Мы продолжили ждать. Никаких признаков сокращения матки не наблюдалось.

Прошло пять минут. Стажёр вернулся и сообщил, что Грейт-Ормонд-стрит незамедлительно направит к нам педиатра и медсестру с инкубатором и специальным оборудованием, чтобы забрать ребёнка, однако время их прибытия зависит от видимости.

Прошло ещё пять минут. Влагалищное кровотечение продолжалось, но без сокращений.

– Ещё полмиллилитра, – сказал ординатор. – Вколем внутривенно. Необходимо, чтобы то, что осталось у нее внутри, вышло. Если мы не сможем добиться этого таким образом, – обратился он к Лену, – нам потребуется забрать её с собой на выскабливание. И, если вам дорога её жизнь, придётся на это согласиться.

Лен застонал и молча кивнул.

Я сжала Кончите предплечье, силясь накачать вену для инъекции, но ничего не вышло – кровяное давление было таким низким, что найти венозный отток не удавалось. Ординатор попытался несколькими уколами обнаружить вену, и с третьей попытки на шприце показалась кровь. Он вколол в вену полмиллилитра, и я выпустила руку.

Через минуту Кончита поморщилась от боли и дёрнула ногой. Из её влагалища вытекло много свежей крови, а потом, к счастью, вышло несколько крупных тёмных ошмётков. После паузы началось второе сокращение. Ординатор сжал дно матки и одновременно с силой надавил на неё вниз и назад. Выделилось ещё некоторое количество крови и плаценты.

Всё это время Кончита была пассивной, но мне показалось, я видела, как её рука сжалась над ребёнком.

– Может быть, это всё, – сказал ординатор, – но нужно подождать ещё немного, чтобы удостовериться.

Он немного расслабился и принялся болтать с каждым, кто был готов слушать, об отличном гольфе в Гринвиче, о доме, который он купил в Далвиче, и о своем отпуске в Шотландии. Следующие десять минут не было ни кровотечения, ни новых сокращений.

Так, благодаря современным акушерским методам, Кончита преодолела опасность послеродового кровотечения. Но она по-прежнему выглядела весьма нездоровой. Дыхание и пульс оставались учащенными, давление – аномально низким, температура – высокой. Она, казалось, не приходила в сознание, хотя теперь её глаза были закрыты, и она, возможно, спала. Тем не менее её рука по-прежнему надежно прикрывала ребёнка, и любые попытки забрать его встречали сопротивление.

Мы с Лиз с трудом снова убрали постель, в то время как стажёру была поручена грязная работа – сопоставить куски плаценты с основной её частью, вышедшей в самом начале, и измерить объем крови, которую нам удалось собрать.

– Плацента вроде бы вся, сэр, и я намерил полторы пинты крови. Добавьте к этому около восьми унций, впитавшихся в простыни, и получится примерно две пинты [38]кровопотери.

Ординатор забормотал что-то про себя, потом сказал вслух:

– Ей действительно необходимо переливание. Давление уже очень низкое. Мы можем сделать это здесь? – добавил он, обращаясь к врачу общей практики.

– Да, я сейчас же возьму образец для проверки на совместимость.

А я ещё удивлялась, почему врач оставался здесь всё это время, хотя уже мог бы уйти. Теперь мне стало ясно. Он предполагал, что ответственность за Кончиту может лечь на его плечи, если будет решено лечить её на дому, и хотел в полной мере учесть все факты.

В этот момент приехала скорая с Грейт-Ормонд, чтобы забрать ребёнка.

Какая жалость, думала я, с точки зрения лаймхаусских кумушек, что это случилось в лондонском смоге. Если бы всё происходило ясной ночью, за каждым шагом бы наблюдали и комментировали: вот в дом вошли акушерка, полиция, целая команда врачей, прикатила скорая помощь, и все – с полицейским эскортом. Такая сенсация заняла бы сплетниц минимум на год. На деле же даже ближайший сосед не смог бы разглядеть две скорые, стоявшие у дома Уорренов, и полицейских, всю ночь сновавших туда-сюда. Единственным утешением могло стать только то, что вся улица проснулась от леденящего кровь крика, не смолкавшего минут двадцать.

Принадлежности и персонал, появившиеся из второй скорой, были ошеломляющими. Пронёсся доктор с инкубатором. Следом другой – с аппаратом для вентиляции лёгких. Затем – медсестра с огромной коробкой. Двое санитаров и полицейский шли последними, каждый нёс баллон с кислородом. Всё это нужно было протащить мимо трёх огромных колясок и двух стремянок, выстроившихся в коридоре. Висящее над головой выстиранное бельё не особо способствовало продвижению, цепляясь за оборудование, и несколько небольших, изящных предметов личного гардероба юных обитательниц этого дома были транспортированы вместе с техникой наверх. Дети, всю ночь вскакивавшие и укладывавшиеся обратно в кровати, перегнулись через перила и притаились в дверных проёмах, чтобы лицезреть эту процессию.