Оксана Аболина - О велосипедах, блокфлейтах и булочках с сахарной пудрой за 4 копейки

Мне надо было каким-то образом извлечь из могильника хотя бы одну купюру. Когда никого не было дома, я ножницами расширила щель в коробке, постаралась вытряхнуть деньги, но, увы, бесполезно. Я еще больше расширила щель. Потом еще раз. Дальше резать коробку было бы слишком вызывающе. Даже если отец забыл, какого размера прорезал дыру, я дошла уже до того предела, который явно указывал на попытку взлома. Чем только не пыталась я выковорять хотя бы одну купюру из коробки: и пинцетом, и ножницами, и вилкой, и расческой с длинной ручкой. Увы, мартышкин труд, я даже не могла понять, дотянулась я до денег или нет. Я оставила на неопределенное время свои невзрачные попытки, махнула рукой на собственные капиталовложения, и только раз в месяц выбиралась в музыкальный отдел Гостиного двора, чтобы посмотреть на блокфлейты: большую и маленькую. Иногда они исчезали с прилавка, и я беспокоилась, что они могут там больше никогда не появиться. Но проходило время, и блокфлейты возвращались на свои законные места.

Дело близилось к Новому Году. Я активизировала свои попытки договориться с Дедом Морозом насчет подарка. Но Дед Мороз принес мне на этот раз электрический фонарик. Красивый плоский черный фонарик, с маленькими зеркалами, прячущимися за лампочкой. Фонарик работал от плоской, как их называли — квадратной — батарейки, такая батарейка стоила 40 копеек, ровно столько, сколько и круглая. Но круглые в продаже иногда попадались, а плоские были страшным дефицитом. Возможно, технари как-то и доставали их своим детям, но вот что-либо доставать меня как раз никто никогда не учил. Поэтому через месяц я уже стала периодически захаживать в Дом Ленинградской Торговли, Юный Техник и в тот же Гостиный Двор, надеясь, что удастся когда-нибудь заполучить квадратную батарейку. Через пару лет неиспользуемый фонарик тихо скончался от ржавчины на даче.

Итак, прошло полтора лета и отец сообщил, что пора реализовать заработанные мною деньги. Я давно и безнадежно выросла из детского велосипеда на дутиках, поэтому (а возможно, это планировалось с самого начала?) было решено, что мне купят новый велосипед. Память пощадила меня: я не помню, как была вскрыта моя копилка, присутствовала ли я вообще при данной экспроприации, однако, помню, как отец привез из Эстонии новенький красный женский велосипед. Настоящий. Взрослый. Он показался мне слишком большим и каким-то чужим. Это была незнакомая блестящая железяка, которая никак у меня не ассоциировалась с тем, что принадлежит безраздельно мне.

Было решено, что надо меня учить на нем ездить. После дутиков первые пару часов пришлось нелегко. Тем более, что мама была категорически против того, чтобы я ездила по асфальтированной, проезжей дороге, где машины, правда, появлялись не чаще, чем раз в полчаса, однако, ей даже это представлялось весьма опасным, и мне пришлось тренироваться на узкой, кривой, более похожей на тропу, чем на дорогу, Сосновой улице Лисьего Носа. На расстоянии в двадцать метров друг от друга встали моя мама и сестра. Проехав от одной к другой, я должна была остановиться. Вот это вызывало у меня больше всего неприятностей при освоении новой железяки — тормозить я еще не научилась. Тем более, что у велосипеда не работал ручной тормоз — его продали с браком, но отец тут же сказал, что ручной тормоз вообще не нужен, поскольку от него одни проблемы — нажмешь, и тут же перекувыркнешься через руль, прямо под колеса впереди идущей машины. Помню, уже тогда у меня вызвало некоторое недоумение, зачем вообще приделывать к велосипеду такое бесполезное приспособление, которое неминуемо должно привести к гибели владельца велосипеда, если он его использует. Ручной тормоз сняли с руля, и вот я почти целый день, изнурив до невозможности родных и себя, училась пользоваться ножным. Пока я объезжала своего скакуна, он не стал мне ни более родным, ни более привычным. Это случилось несколько позже, когда я решила посмотреть, что там у него внутри находится.

Однажды, когда на даче никого не было, я выкатила велосипед в сад, вытащила из сумочки-кармашка гаечные ключи и прочие приспособления и стала методично отвинчивать все гайки подряд. Сначала выяснилось, что руль завинчен очень хитроумно, его страховала дополнительная гайка, но с этим я быстро разобралась, открутила все, что было можно, и убрала руль в сторону. Потом сняла крылья с колес. Затем отвинтила переднее колесо. Занялась задним и тут оказалось, что оно приделано весьма хитроумно, связано с рамой цепью и еще какими-то непонятными закорючками, которые тоже пришлось снять, чтобы они не мешали процессу исследования. Напоследок оставалось разобрать непонятную блестящую круглую коробочку около педалей. Она упорно не откручивалась, была слишком круто завернута, но я была упрямым человеком и с этой проблемой в конце концов справилась. Крышка коробочки подалась, но не снялась целиком, а только чуть-чуть отошла, из нее посыпались какие-то шарики. Много лет спустя я узнаю, что эти шарики называются подшипниками. Я стала собирать их в траве, часть нашла, другую нет. Попробовала всунуть обратно в коробочку, но это был уже совсем дохлый номер — дальше коробочка не открывалась ни в какую, а вслепую пропихнуть не удалось никак. В руках у меня осталось 3 или 4 шарика.

Надо сказать, что уже два года у меня валялась в бездействии настольная механическая игра «Футбол». На металлическом зеленом поле расположились красные и голубые человечки. Нажатием рычага они отодвигали назад ногу и били по шарику, который перед ними лежал. Равных мне в этой игре среди одноклассников не было. Мне редко приходилось почувствовать свою крутизну, но эта игра давала мне такое чувство превосходства над товарищами, которое скрывало многие другие комплексы. Однако шарик для игры, как и запасной, были давно, со слезами, утеряны, и «Футбол» в дальнем углу ждал своего часа. И дождался. Несколько позднее я сумела полностью обеспечить себя шариками намного лет вперед, разобрав еще несколько патронов с дробью, хранившихся втайне от меня в кладовке, в мешочке, прикрепленном к двустволке, о существовании которой мне не полагалось даже знать.

Итак, велосипед был мною собран и выглядел, как новенький. Правда, крылья так и не удалось выровнять, при езде они терлись о шины с неприятным шелестом и тормозили. Я отогнула их там, где они соприкасались с шинами, но тут же образовался перекос в другом месте. Я решила, что крылья — вообще бесполезная деталь дизайна и можно спокойно обойтись без нее, сняла их и спрятала поглубже в сарае. Теперь всё было в порядке. Ну, почти все. Дело в том, что педали стали прокручиваться назад, вместо того, чтобы тормозить. В том месте, где задний ход наталкивался на оставшиеся в тормозе подшипники, что-то нервно екало, словно готовясь остановиться, но, передумав, решало продолжить движение. Это было не очень приятно. Но я не стала, от греха подальше, об этом никому не говорить — конечно, велосипед был куплен на мои деньги, но выволочка от отца за испорченную вещь была бы такая же, как если бы на его. С этого времени велик мне стал родным, мы с ним, как соучастники, были связаны общим преступлением: как палач и жертва — и молчанием. Он воспринимался теперь мной как живой, как конь, как товарищ.

Читать дальше