Трумен Капоте - Собрание сочинений в трех томах. Том 3. Музыка для хамелеонов. Рассказы

— Нет, нет, что вы, — пробормотал мистер Белли. — Вовсе вы не серенькая. Нет, нет. А не могли бы вы как-нибудь применить свой талант? Свой голос?

Она остановилась, теребя замок сумочки.

— Не насмехайтесь надо мной. Прошу вас. Ведь речь идет о моей жизни. — И твердо добавила: — Нет, я самая что ни на есть серенькая. Как и старая Энни Остин. А она говорит, единственное место, где я могу найти себе мужа приличного, спокойного человека, — это столбец некрологов в газете.

Мистеру Белли, привыкшему считать себя ходячим компасом, довольно-таки неприятно было обнаружить, что он сбился с дороги, и он почувствовал большое облегчение, увидав метрах в ста кладбищенские ворота.

— Значит, так она и говорит, старая Энни Остин?

— Да. А она женщина очень практичная: умудряется прокормить шестерых на пятьдесят восемь долларов семьдесят пять центов в неделю — тут и еда, и одежда, и все. Когда ее слушаешь, все это кажется очень разумным. Ведь в некрологах полным-полно женихов. Вдовцов то есть. Значит, так: идешь на похороны и выражаешь сочувствие, вот вроде и познакомились. Или погожим деньком сходишь сюда, на кладбище. А то отправляешься в Вудлаун — там всегда прогуливаются вдовцы. Стосковались по домашнему уюту и, может, не прочь снова жениться.

Когда мистер Белли понял, что она говорит вполне серьезно, ему стало не по себе. Но вместе с тем это было забавно, и он рассмеялся, сунув руки в карманы и закинув голову. Вторя ему, Мэри О'Миген рассыпалась коротким смешком, от которого снова порозовела, и проказливо привалилась к плечу мистера Белли.

— Ведь я и сама, — сказала она, хватая его за рукав, — я и сама понимаю, что это смешно… — Вдруг она снова стала серьезной: — Да, но именно так Энни нашла себе мужей. Обоих — сперва мистера Крукшенка, а потом мистер Остина. Значит, это все-таки разумная мысль. Вы не согласны?

— Почему же, согласен.

Она пожала плечами.

— Но у меня ничего не выходит. Взять хоть нас, к примеру. Уж, казалось бы, у нас с вами столько общего!

— Когда-нибудь выйдет, — бросил он, ускоряя шаг, — с другим парнем, побойчее меня.

— Не знаю. Мне попадались чудесные люди. И всякий раз кончалось вот так. Как у нас с вами… — начала было она, но так и не договорила: внимание ее привлек новый пришелец, появившийся в воротах кладбища, — шустрый коротышка с весьма энергичной походкой, весело посвистывавший на ходу. Мистер Белли тоже его заметил и, увидав, что на рукаве его пальто из ярко-зеленого твида нашита черная траурная повязка, проговорил:

— Желаю удачи, мисс О'Миген. Спасибо вам за орехи.

Сначала краткий автобиографический пролог. Моя мать, женщина исключительной интеллигентности, была первой красавицей Алабамы. Это говорили все, и так оно и было. Когда ей исполнилось шестнадцать, она вышла замуж за двадцативосьмилетнего бизнесмена из хорошей новоорлеанской семьи. Брак продлился год. Мама была слишком юной, чтобы стать матерью и женой; кроме того, она хотела поступить в колледж и сделать карьеру. Так что она бросила мужа, а меня оставила в Алабаме на попечение своей большой семьи.

Годы шли, и я редко видел родителей. Отец жил в Новом Орлеане, а мать, окончив колледж, принялась завоевывать Нью-Йорк. Что до меня, особой печали я не испытывал. Я жил счастливо. У меня было много родственников — тетушек, дядюшек, кузин, а главное — кузина Сук, пожилая, седая, болезненная женщина. Мисс Сук Фок. У меня были и другие друзья, но она была лучше всех.

Именно Сук рассказала мне о Санта Клаусе, его пышной бороде, красном одеянии и звенящем, полном подарков мешке, и я поверил ей так же, как верил, что все во власти Бога или, как говорила Сук, Всевышнего. Поранил ли я палец, упал с лошади или поймал в заводи увесистую рыбу — все равно, хорошо это было для меня или плохо — на то была воля Всевышнего. Именно так и сказала Сук, получив жуткое известие из Нового Орлеана: мой отец приглашал меня отпраздновать Рождество вместе с ним.

Я заплакал. Я не хотел ехать. Я ни разу не выезжал из маленького городка, вокруг которого простирались леса, фермы, реки. Всякий раз, когда я ложился спать, Сук гладила меня по голове, целовала и желала доброй ночи. К тому же я боялся всего незнакомого, а отец был именно незнакомцем. Я несколько раз видел его, но совершенно не помнил, не мог даже сказать, как он выглядит. Но, как сказала Сук: «Это воля Всевышнего. И кто знает, Бадди, может быть, ты увидишь снег».

Снег! До тех пор, пока я не научился читать сам, Сук читала мне вслух много сказок, и во всех был снег — танцующие, ослепительные, волшебные снежинки. Я мечтал о них, как о чем-то чудесном и загадочном, мне хотелось увидеть их, почувствовать, потрогать. Конечно же, ни мне, ни Сук это не удавалось — ведь мы жили в жаркой Алабаме. Не знаю, почему она решила, что я увижу снег в Новом Орлеане — ведь там еще теплее. Понятия не имею. Скорее всего, она просто хотела вдохновить меня на эту поездку.

Я получил новый костюм, к его лацкану была пришпилена, на случай, если я потеряюсь, карточка с моим именем и адресом. Как видите, мне предстояло путешествовать одному. На автобусе. Все решили, что в случае чего эта карточка вызволит меня из беды. Все, кроме меня. Я был напуган до смерти. И зол. Зол на своего отца, этого незнакомца, который вынудил меня покинуть дом и провести Рождество вдали от моей кузины.

Мне предстояло проехать четыреста миль или что-то вроде этого. Первая остановка — Мобиль. Там я пересел на другой автобус и поехал дальше и дальше по болотистым равнинам и по берегу океана, пока не оказался в шумном городе звенящих трамваев, битком набитом опасными людьми иностранного вида.

Это и был Новый Орлеан.

Как только я вышел из автобуса, какой-то человек внезапно схватил меня на руки так, что у меня захватило дух — этот высокий, симпатичный человек и смеялся, и плакал. Он спросил: «Ты меня не узнаешь? Не узнаешь своего папочку?»

Я не произнес ни слова. И только потом, когда мы уже ехали в такси, спросил: «А где же?..»

— Наш дом? Недалеко.

— Нет, не дом. Нет. Снег.

— Какой снег?

— Я думал, тут будет много снега.

Он посмотрел на меня удивленно, потом рассмеялся: «В Новом Орлеане никогда не бывает снега. На моей памяти, по крайней мере, не было. Но слушай — слышишь гром? Скоро пойдет дождь».

Даже не знаю, что напугало меня больше: гром, зигзаги молний или отец. Вечером, когда я ложился спать, дождь лил по-прежнему. Я помолился, чтобы поскорее вернуться домой к Сук. Я не знал, как уснуть, раз Сук не поцеловала меня на ночь. Я так и не заснул и принялся воображать, что принесет мне Санта Клаус. Я хотел нож с перламутровой рукояткой. Или набор ножовок для пилы. Ковбойскую шляпу и лассо. И винтовку, чтобы стрелять воробьев. (Через несколько лет, когда мне досталось ружье, я убил пересмешника и белогрудку. Никогда не забуду, какое меня охватило раскаяние. С тех пор я больше никого не убивал, а каждую пойманную рыб бросал обратно в воду). Еще я хотел коробку цветных карандашей. А больше всего — радиоприемник, но я знал, что это невозможно: среди моих знакомых не набралось бы и десяти человек, у которых он был. Ведь была Депрессия, и на Дальнем Юге редко в каком доме можно было увидеть приемники и холодильники.