Николай Мохов - Тёмная сторона бизнеса

— Хочешь? А то я всё не съем, — пододвигаю ему тарелку. Он не выдерживает и берёт кусок, озираясь, словно кто-то может увидеть, как он нарушает свою заповедь. «Господи, ты же миллиардер, — думаю я, — почему же ты так беспонтово живёшь?»

— Что у тебя для меня?

Я неспешно пододвигаю ему отчёт по Лилии. Он начинает читать и доходит до места про то, что она наняла к себе его юриста. Так сказать, по совместительству. Он подрабатывает и делает для неё некоторые договоры.

— В каком статусе это сейчас? Василий для неё ещё что-то делает?

— Чтобы это выяснить, нужно поставить его телефон на прослушку, читать смс-переписку. Это возможно только после твоей санкции.

— А это возможно?

— Конечно. Даёшь добро?

— Действуй. Что ещё?

— Это по подрядчикам, которые собрались против тебя воевать. Они кое-что накопали. На тебя.

Антон доходит до материалов про обналичку. В этот момент взрывается и начинает звонить Бекасову. Хана финансисту, думаю я, сейчас его будут ебать. Что оказывается правдой.

— Ты забыл закрыть контору? Твою мать! Это правда? Что значит, не понимаешь? То есть ты хочешь, чтобы не только тут весь ресторан слушал, но ещё и парни из ФСБ? Так вот я тебе объясню популярно, ты не закрыл контору и выстроил херовую схему. И сейчас мне это выйдет в 200 лямов…

Антон ругается и не совсем понятно, что он хочет сказать. Думаю, не только парням из ФСБ, но и самому Бекасову. Впрочем, разберутся.

— Что ещё?

— Мы проанализировали данные с техники. В среднем рабочий день на площадках начинается в 11 утра, половина техники простаивает, оставшаяся половина работает 4-5 часов максимум, — сегодня я добиваю Чугункова плохими новостями. Испытываю при этом от процесса искреннее удовлетворение. Он смотрит отчёты.

— И что ты предлагаешь?

— Мы можем настроить оповещение, чтобы к тебе каждое утро приходили отчёты: начала ли техника работать или нет. А вечером — сколько она отработала.

— Хорошо, сделай.

Чугунков задумывается и выдаёт:

— А нельзя узнать, почему эти парни так встрепенулись? Которые воевать хотят? Мне хочется понять их мотивацию.

— Думаю, ответ прост. Ты же послал генерального директора на хуй. Да ещё и ночью. Разбудил человека...

— И чё такого?

— Это статусный, уважаемый человек. Миллионер, между прочим. Думаю, его это задело.

— Почему? Ну послал я его на хуй, но только потому, что его парни решить ничего не могли. Менеджеры тупили. Меня заказчики тоже по столу таскают и ничего. Я же не воюю с ними.

— Ну, видимо, он забыл, что такое бывает.

— А скажи, что с ними ты можешь сделать?

— Надо собирать информацию. Это не очень быстро. Владельцы ездят только с охраной и машинами сопровождения. На адресах прописки никто не живёт. Это сложная операция. Займёт какое-то время. Возможно, уголовное дело удастся возбудить, возможно, ещё что-то.

Антон явно хочет крови. Но как пустить кровь из ребят, которые к обороне относятся гораздо серьёзнее, чем он сам?

Детство Антона Чугункова прошло в СССР, и вряд ли его можно было бы назвать счастливым. Антон был маленьким тщедушным мальчиком. За это его и били. Мама вышла замуж второй раз, от брака появился ненавистный Чугункову плод — мальчик по имени Витя. В противовес Антону, Вите доставалась и любовь, и ласка. Витя был здоровым и рослым мальчиком, Антон — мелким и больным. За это его и били. Много лет спустя Чугунков возьмет Витю на работу в свою компанию и там уж оттянется по полной. С мамой будет сложнее: маму он перевезёт в Лондон на собственном самолете, но так и останется ничтожеством в её глазах. О чём мама и из Лондона будет напоминать при каждом удобном случае.

Но всё это будет потом. А пока у Чугункова не было ничего, кроме лютого желания стать сильным. Стать крутым, как он позже для себя сформулирует. Стать самым крутым человеком на свете. И свалить подальше из ненавистной Самары. Здесь он познал только горе. Издевательство, нищету и нелюбовь. Жизнь была непрекращающейся пыткой. Это осталось с ним навсегда. «От мира я не жду ничего хорошего», — любил повторять он, уже став миллиардером.

Ему страстно хотелось секса. Но даже подойти к одноклассницам было немыслимо. Да они и говорить с ним побрезгуют! Не то что дать. Поэтому девственности пришлось лишаться со старой пятидесятилетней подругой матери, у которой внезапно открылось последнее дыхание похоти, и ей хотелось трахнуть этого худенького паренька. Гормоны превозмогли чувство брезгливости. Однако после соития чувство брезгливости взяло естественным образом верх, и у Чугункова в голове билась только одна мысль: бежать, бежать, бежать.

Так он оказался во флоте. Флот казался ему идеальным местом. Во-первых, новое окружение, где можно завоевать авторитет. Здесь стираются границы — кто богат, кто беден и кого кем считали в школе. Во-вторых, статус. Он станет капитаном дальнего плавания. Светлый могучий образ! В-третьих, путешествия. А к себе домой он вернётся только капитаном.

В те времена будущий миллиардер Чугунков больше всего ненавидел деньги. Он ненавидел людей, у которых есть деньги. Быть военным — вот у кого настоящая власть и сила. Одновременно с этим Чугунков проникся какой-то странной формой угасавшей к тому времени коммунистическо-утопической идеи. Что-то в духе Компанеллы, если бы он знал, кто это. «Я стану самым сильным и построю Город Солнца, где не будет такого ада, который мне пришлось пережить». Это была запредельная мечта, которая нашла его сама и о которой он даже боялся думать.

Первое время в училище очень важно. Именно оно определит иерархию, которая выстроится в дальнейшие годы службы. Тогда ещё не знали слова «имидж». Но Чугунков уже очень хорошо понимал, что это такое. Первое впечатление определило десять лет страданий в школе. Именно из-за того случая в сентябре он мучился потом. И никогда уже не смог избавиться от брезгливого отношения к себе. Поэтому на флоте он решил биться сразу, как только появится возможность. «Лучше умереть, чем быть задроченным» — такой принцип Чугунков сформулировал для себя.

— Смотри как Ёбнутый машкой Толстого хуячит, — комментировали поединок Чугункова с Толстым. Толстый был местным авторитетом. И поэтому, когда они с друзьями проходили мимо молодого, который машку за ляшку тянул, то бишь пол мыл, он не мог удержаться и плюнул.

— Подотри, — со всей возможной брезгливостью, которую только мог проявить, сказал Толстый. Именно на эту брезгливость и отреагировал Чугунков. Десять лет он копил злобу. Тогда он не мог ответить, потому что его сломали сразу, а потом уже били толпой. Теперь его как будто ударило током. Дальше он уже ничего не помнил. Только концовку. Когда он стоит и как мотыгой долбит обломком швабры в окровавленную пасть валяющегося на склизком полу Толстого.