Кармело Сардо - Сорняк

Я посмотрел на Йорге исподлобья, упрекнув за наглую ложь.

– А ты уверен, Антонио, что тот порошок, который я вдыхал у всех на виду, был кокаином?

“Вот сукин сын!” – подумал я.

С тех пор я начал осознавать, до чего зыбка грань между миром закона и преступным миром.

Благодаря Йорге я понял, что не следует недооценивать секретные службы. Никогда.

Тогда у меня не нашлось подходящего ответа, но сегодня, если бы мне удалось поговорить с Йорге – увидеться с моим другом в любом уголке земли, за исключением того места, где я нахожусь сейчас, и – я сказал бы ему те слова, которым меня научил мой учитель философии, исключительный человек. Я сказал бы Йорге: “Чувства идут вразрез с этикой”.

Фофо ворвался в бар и принялся беспокойно искать меня глазами. Не увидев меня, он уселся за стол и стал ждать. На его лице отображалась тревога. Он смотрел прямо на меня, но не узнавал. Я рассмеялся, Фофо так и просиял. Он чуть не бросился обнимать меня.

Итак, мой грим безупречен.

“Если меня не узнал даже Фофо, вряд ли остальные меня раскусят”, – подумал я.

Фофо сдержался и не стал меня целовать. Мы много раз обсуждали наш глупый обычай целоваться при всем честном народе. Он вполне соответствовал шаблонному представлению о нас среди немцев, почерпнутому из фильмов о сицилийской мафии. Именно поэтому я не хотел становиться живой иллюстрацией всех этих стереотипов. Северяне, в отличие от нас, южан, при встрече обменивались строгим рукопожатием.

Я рассказал Фофо все, что счел нужным рассказать, опустив детали, знать которые ему не следовало: я заботился о Йорге и о самом Фофо. Впрочем, Фофо жил в безопасности, поскольку промышлял только азартными играми, держался подальше от наркотиков и не совал нос в преступный мир.

Наш разговор был достаточно короток. Мы понимали, что пришло время расставаться. Конечно, в душе я надеялся вернуться к Фофо, когда закончится моя война. Но разум подсказывал, что лучше не питать напрасных надежд. Я закончу в могиле или в тюрьме. И главное, я вовсе не надеялся выиграть войну. Я часто повторял себе, что невозможно нанести поражение такой сильной организации, как мафия, история которой насчитывает века. К тому же я сам толком не понимал своих конечных целей.

Сколько раз я задавался вопросом, что стану делать, если отомстить все-таки удастся. Вопрос оставался без ответа.

“Я буду рад, если расквитаюсь по крайней мере с Джуфой и Неторе. Тогда можно и помереть спокойно”, – думал я.

– Когда мы с тобой впервые встретились в Милане, ты был растерянным желторотым мальчишкой. Помнишь? – спросил Фофо.

– Еще бы я не помнил!

– Ты был напуган суетой большого города. Полон сомнений… Сегодня ты кажешься таким хладнокровным, расчетливым, решительным… в чужих глазах. Но для меня ты по-прежнему желторотый мальчик, может быть, даже более напуганный, чем тогда. В то время я понимал, что могу пригодиться тебе, а сегодня знаю: мне нечего предложить. Ты верно сказал, что должен обломать рога этим козлам. На прошлой неделе прибыли “дружки” с Сицилии. Они искали тебя. Расспрашивали меня, наглые твари…

Я насторожился. Но Фофо успокоил меня: ему удалось убедить их, что я покинул Гамбург.

– Я клеветал на тебя, что ты якобы напуган и в бегах…

– Ты правильно сделал, Фофо. Обещаю, что больше ни один наглец не придет допрашивать тебя. В противном случае им придется умолять тебя, чтобы я их помиловал…

– Меня не интересуют эти глупости, Антонио. Ты должен выжить любой ценой. Подумай о будущем, ведь ты еще мальчишка. Эти ублюдки не остановятся ни перед чем. Только вообрази: прежде чем убраться, они попросили у меня в долг семьдесят тысяч марок.

– И как ты выкрутился?

– Решил потянуть время, пообещав летом приехать на Сицилию и привезти им деньги.

– Послушай, Фофо, я могу дать тебе эти деньги.

– Ну вот еще! Ты сдурел? Черта с два я им привезу эти деньги, я кое-что сберег для тебя…

– Нет, я не нуждаюсь, – сказал я твердо.

Ясно, что мои враги хотели вытянуть деньги у Фофо и частично перекрыть мой возможный источник дохода. Они не понимали, что я черпаю деньги из других источников. Я припас двести миллионов лир, не говоря об оружии.

Я хотел убивать. Я был ослеплен ненавистью.

Прежде чем расстаться, мы с Фофо договорились о паролях и условных знаках. Я оставил ему один из бриллиантов Йорге, поручив продать его и передать вырученную сумму на хранение нашему общему другу.

– И еще, прошу тебя, держись подальше от Казамарины. Если тебя увидят рядом с моим домом, ты в опасности. Понял? – добавил я.

– Да, понял.

– Долой сантименты. Если ты мне понадобишься, я знаю, как тебя найти. А ты не вздумай меня разыскивать… Если со мной что-то случится…

– Молчи! С тобой ничего не случиться! Кстати, тебя разыскивала одна девочка, хотела поговорить, – вспомнил вдруг Фофо.

– Какая девочка?

– Сестра Лидии.

– Селения?

– Да.

– Что стряслось?

– Ей необходимо увидеться с тобой. Она хочет передать тебе что-то.

– Лидия обо мне спрашивала?

– Нет, но я думаю, это она послала сестру.

– Хорошо, я навещу ее перед отъездом.

Мы обнялись, я проводил Фофо до машины и попросил немедленно уехать. Он завел мотор, тронулся, но потом я увидел, как он дал задний ход. Фофо вернулся, выглянул из окна и сказал:

– Надери им задницу, Антонио!

И машина, блеснув фарами, скрылась во тьме. А у меня в глазах стояли слезы, которых Фофо уже не увидел.

Прощай, Фофо, прощай, мой самый близкий друг!

Язаметил Селению из окна такси, она оживленно болтала с подружками в хорошо знакомом мне кафе-мороженом. Кто бы мог подумать, что еще недавно она была молчаливой, замкнутой девочкой.

Прошел почти год с тех пор, как я видел ее в последний раз. Выйдя из такси и дождавшись, пока водитель отъедет подальше, я снял накладные усы и очки.

Я расправил букет из пятнадцати красивых роз – именно столько лет было Селении – и вошел в кафе. Девочка стояла ко мне спиной, и я сделал знак ее подружкам, чтобы они не выдавали меня. Но Селения почувствовала, что кто-то вошел, и обернулась. Едва увидев меня, она бросилась меня обнимать, крепко-крепко, почти до боли.

– Антонио! Антонио! Мы не виделись вечность!

Селения целовала мое лицо, шею, руки. Казалось, она с ума сошла от радости.

Освободившись наконец из объятий, я вручил ей потрепанные цветы и внимательно рассмотрел ее. Селения превратилась в настоящую женщину, но достаточно было заговорить с ней, чтобы понять: она еще ребенок. Поразительно, насколько она похожа чертами на Лидию.

Подругам Селении я представился как ее итальянский дядюшка. Они захотели угостить меня мороженым, и от вопросов не было отбоя. Некоторых девочек я помнил с прошлого года. Они сильно выросли и держались, как юные дамы.