Элена Ферранте - Моя гениальная подруга

Так оно и было. В ноябре отец и сын Черулло вызвали Стефано, даже не подумав сперва показать готовую работу Лиле, хотя она пока жила с ними. Стефано взял с собой невесту и Пинуччу: все трое выглядели так, словно шагнули в наш мир прямиком с телевизионного экрана. Лила потом говорила мне, что, когда она увидела настоящую обувь, сшитую по ее старому эскизу, то испытала потрясающее чувство, будто появилась добрая фея и исполнила ее желание. Пинучча от удивления аж раскрыла рот и бросилась мерить понравившиеся туфли, осыпая комплиментами Рино, которого считала подлинным автором этих обувных шедевров — легких, прочных и невероятно элегантных. Только Стефано остался недоволен. Перебив Лилу, которая поздравляла брата, отца и работников, он велел Пинучче, сладким голоском восхвалявшей Рино — при этом она кокетливо приподнимала ногу, демонстрируя, как прекрасно сидят туфли, — закрыть рот и принялся в пух и прах разносить их работу, указывая на многочисленные отклонения от эскизов. Особенно он обозлился, обнаружив, что мужские ботинки, сшитые по той же модели, над которой Рино с Лилой когда-то трудились втайне от Фернандо, отличаются от оригинала. «Зачем тут окантовка? Что это за швы? Откуда золотая пряжка?» — раздраженно спрашивал он. Фернандо объяснял, что немного изменил модель ради усиления прочности, ну и еще с целью скрыть кое-какие ее недостатки, но Стефано ничего не желал слушать. Он вложил огромные деньги не для того, чтобы они шили какую-то там обувь, сказал он, а для того, чтобы они сшили модели, придуманные Лилой.

Обстановка в мастерской накалилась. Лила попыталась защитить отца: дескать, ее рисунки — всего лишь плод детской фантазии, а изменения, кстати совсем не заметные, и правда необходимы. Но Рино стал на сторону Стефано, и спор разгорелся с новой силой. Наконец Фернандо в изнеможении опустился на пол в углу и, глядя на картинки на стене, сказал:

— Если тебе нужна обувь к Рождеству, бери эту. А если нужна точно такая, как нарисовала моя дочь, ищи того, кто ее сделает.

Стефано отступился, а за ним и Рино.

К Рождеству обувь появилась в витрине, украшенной падающей звездой из ваты. Я ходила на нее посмотреть: элегантные, невероятно красивые туфли и ботинки создавали впечатление благополучия, резко контрастировавшее с убогой витриной жалкой мастерской, в которой посреди лоскутов кожи, шил, деревянных колодок и прочих сапожных атрибутов до потолка высились коробки с обувью, дожидавшейся покупателей. Несмотря на изменения, внесенные Фернандо, это была обувь из нашей детской мечты, не имевшая ничего общего с реальной жизнью квартала.

На Рождество они не продали ни одной пары. Как-то раз в мастерскую зашел Антонио, попросил у Рино ботинки сорок четвертого размера и примерил. Потом он говорил мне, какое испытал удовольствие, чувствуя себя хорошо обутым. Он уже видел в воображении, как мы с ним идем на свадьбу, и он — в новом костюме и этих ботинках. Но ничего не вышло. Когда он спросил, сколько стоят ботинки и Рино назвал цену, Антонио так и замер, разинув рот: «Ты что, с ума сошел?» Рино предложил ему рассрочку: «Будешь выплачивать каждый месяц». Антонио только рассмеялся: «Лучше уж машину куплю».

Лила, поглощенная подготовкой к свадьбе, не обратила внимания, что брат, до того пребывавший в приподнятом, несмотря на усталость, настроении, снова помрачнел, стал плохо спать и злиться без повода. «Он как капризный ребенок, — объясняла она Пинучче. — Если его желания не исполняются немедленно, обижается на весь свет». Лила вовсе не воспринимала провал рождественских продаж как окончательный; Фернандо, впрочем, придерживался того же мнения. В конце концов, обувной рынок сильно зависит от сезонного фактора, а в белых коробках, пирамидой сложенных в мастерской Черулло, имелись модели, рассчитанные на разные времена года. Надо просто немного подождать — весны, лета или осени, — и обувь непременно раскупят.

Но Рино не мог терпеть. После Рождества он, ни с кем не посоветовавшись, отправился к хозяину пыльной обувной лавки на шоссе, связанному с семейством Солара, и предложил ему выставить на продажу несколько пар обуви «Черулло»: без всяких обязательств, просто чтобы посмотреть, как пойдут. Торговец вежливо ему отказал, объяснив, что его клиентов такая продукция не интересует. Рино рассердился, вспылил, и они повздорили, что стало известно всему кварталу. Фернандо отругал сына, Рино в ответ наговорил отцу грубостей. Лила в очередной раз убедилась, что ее брат — источник хаоса и разрушений, и это ее пугало. Потом она стала замечать, что, когда они выходят гулять вчетвером, брат всегда старается пропустить их с Пинуччей вперед, а сам идет сзади, в чем-то горячо убеждая Стефано. Колбасник выслушивал его спокойно, только однажды до Лилы донеслись его слова:

— Извини, Рино, но ты, наверное, думаешь, что я потратил такую кучу денег просто так, только из любви к твоей сестре? Обувь готова, и обувь отличного качества. Теперь ее надо продать. Проблема в том, чтобы найти подходящий рынок.

Это «только из любви к твоей сестре» ей не понравилось. Но она не стала цепляться к словам Стефано, потому что на Рино они подействовали наилучшим образом: он перестал нервничать и принялся разрабатывать стратегии продаж, которые обсуждал с Пинуччей. Нужно мыслить глобально, вещал он. Почему проваливается так много хороших идей? Почему мастерской Горрезио пришлось отказаться от производства мопедов? Почему модная лавка галантерейщика просуществовала всего полгода? Потому что это были мелкие предприятия. А у фирмы «Черулло», напротив, есть все шансы в ближайшее время выйти за пределы квартала и завоевать более перспективный рынок.

Между тем приближался день свадьбы. Лила бегала на примерки свадебного платья, окончательно отделывала новую квартиру и воевала с Пинуччей и Марией, которые, помимо всего прочего, дружно вставали на дыбы, если в предсвадебные хлопоты пыталась вмешаться Нунция. С каждым днем отношения Лилы с будущими родственницами делались все более напряженными. Но удар последовал с совершенно неожиданной стороны. Одно за другим произошли два события, оказавшие на Лилу ужасное воздействие.

Холодным февральским утром она попросила меня сходить вместе с ней к учительнице Оливьеро. Она никогда не проявляла к ней никакого интереса, не говоря уже о любви или благодарности, но тут вдруг решила, что должна лично вручить ей приглашение на свадьбу. Со своей стороны, я никогда не передавала Лиле неприятных характеристик, которыми награждала ее синьора Оливьеро, и не собиралась делать этого сейчас, тем более что в последнее время учительница утратила былую воинственность. Я надеялась, что она примет приглашение Лилы вполне благожелательно.