Элена Ферранте - Моя гениальная подруга

Стефано, как обычно, ответил не сразу. Дождался, пока Пинучча выпустит пар, а потом спокойно сообщил ей, что будет лучше, если она, вместо того чтобы сидеть в лавке, поможет его невесте с подготовкой к свадьбе.

— Я что, тебе больше не нужна? — вскочила девушка.

— Нет. С завтрашнего дня твое место займет дочь Мелины Ада.

— Это она тебя надоумила? — закричала сестра, указывая на Лилу.

— Не твое дело.

— Мам, ты слышала? Слышала, что он сказал? Он возомнил себя здесь единственным хозяином.

На мгновение повисла зловещая тишина, которую прервала Мария. Она вышла из-за кассы и сказала сыну:

— Найди кого-нибудь и на это место. Я устала и не собираюсь больше вкалывать.

Стефано немного помолчал, а потом тихо сказал:

— Давайте успокоимся. Никакой я не хозяин. Дела в лавке касаются не только меня, они у нас общие. Нам надо определиться. Пину́, тебе обязательно работать? Нет. Мама, а тебе обязательно целыми днями сидеть за кассой? Тоже нет. Лучше дать работу тем, кому она нужна. За прилавок поставлю Аду, про кассу еще подумаю. Иначе кто будет заниматься свадьбой?

Я не знаю, правда ли за отстранением сестры и матери Стефано от ежедневной работы в лавке стояла Лила (Ада, получившая работу, разумеется, была в этом уверена, как и Антонио, который с того дня начал считать мою подругу доброй волшебницей). Во всяком случае, будущие свекровь и золовка, у которых теперь появилась куча свободного времени, и не думали помогать Лиле готовиться к свадьбе. Зато они делали все, чтобы усложнить ей жизнь. По малейшему поводу вспыхивали споры: из-за списка приглашенных, убранства церкви, фотографа, оркестра, праздничного зала, меню, торта, бонбоньерок для гостей, обручальных колец и даже свадебного путешествия — Пинучча с Марией считали, что путешествия в Сорренто, Позитано, на Искью или Капри недостаточно. Так я внезапно оказалась втянутой в эти хлопоты под тем предлогом, что Лила якобы нуждалась в моих советах, а на самом деле — чтобы просто ее поддержать.

Я только что перешла в выпускной класс лицея, и у меня было много сложных предметов. Моих обычных усердия и трудолюбия уже не хватало, и учеба давалась мне неимоверными трудами. Как-то раз по пути из школы я встретила Лилу.

— Лену́, прошу тебя, сходи завтра со мной кое-куда.

Я растерялась. В тот день меня вызывали по химии, ответила я средне и жутко переживала.

— Куда?

— Покупать свадебное платье. Я тебя очень прошу. Если ты не пойдешь, я кого-нибудь из них убью.

Я пошла. Мне надо было заниматься, но я пошла. С нами были Пинучча и Мария. Магазин располагался в Реттифило. На всякий случай я бросила в сумку пару учебников в надежде, что удастся их хотя бы пролистать. Не удалось. С четырех до семи вечера мы рассматривали журналы мод и щупали ткани, а Лила примеряла свадебные платья, выставленные в магазине на манекенах. Какое бы она ни надела, ее красота подчеркивала красоту платья, и наоборот. Ей шли и жесткая органза, и мягкий атлас, и облака из тюля. Ей шли и кружевные корсеты, и рукава с буфами. Она одинаково хорошо смотрелась и в пышных, и в облегающих юбках, и с длинным, и с коротким шлейфом, и под фатой в виде покрывала, и под фатой, напоминающей плащ с капюшоном, и в жемчужной диадеме, и в венце из горного хрусталя, и в венке из флердоранжа. Сначала она перемеряла платья с манекенов. Будущие родственницы все их забраковали, и тогда я увидела прежнюю Лилу. Обернувшись ко мне, она громко, чтобы слышали свекровь с золовкой, сказала: «Может, взять зеленый атлас? Или красную органзу? Или восхитительный черный тюль, а еще лучше — желтый?» Она хотела меня рассмешить, хотела показать, что не стоит с такой серьезностью относиться к покупке какого-то платья. Наблюдавшая за нами портниха то и дело восклицала: «Что бы вы ни выбрали, умоляю, пришлите мне фото со свадьбы! Я выставлю его в витрине и всем буду говорить, что эту девушку одевала я!»

Но выбрать что-то конкретное так и не удавалось. Как только Лила склонялась к определенной модели и ткани, Пинучча с Марией хором предлагали что-то другое. Я молчала, слегка одуревшая от их споров и запаха тканей, пока Лила сердитым голосом не спросила:

— А ты-то что думаешь, Лену́?

Наступило молчание. Мне вдруг стало ясно, что Мария с Пинуччей ждали этого момента и боялись его. Я решила использовать прием, которому научилась в школе: я каждый раз, когда не знала, что сказать, начинала издалека и говорила уверенным голосом, чтобы никто не догадался о моих сомнениях. Вот и сейчас я заговорила на литературном итальянском и первым делом одобрила модели, выбранные Пинуччей и ее матерью. Я не просто похвалила их, но привела веские аргументы, объяснив, почему они подходят к фигуре Лилы. В тот момент, когда я почувствовала, что завоевала доверие и симпатию матери и дочери, — в точности как в классе с учителями, — я указала на одно платье (выбранное почти наугад; главное, что Лила его до этого не предлагала) и сказала, что в нем удачно сочетаются ткань и фасон, которые нравятся и Пинучче с Марией, и моей подруге. Портниха, Пинучча и ее мать со мной согласились. Лила посмотрела на меня прищурившись. Потом ее взгляд стал нормальным, и она тоже кивнула.

Пинучча и Мария вышли из магазина в прекрасном настроении. Они обращались к Лиле почти с любовью, обсуждали покупку и без конца поминали мое имя: «Ленучча сказала…», «Ленучча сразу заметила…». Лила нарочно замешкалась, чтобы мы немного отстали от них, и тут спросила:

— Этому тебя в школе учат?

— Чему?

— Морочить людей при помощи слов.

У меня сжалось сердце.

— Разве тебе не понравилось платье, которое мы выбрали?

— Очень понравилось.

— Так чем ты недовольна?

— Ничем. Но я очень тебя прошу: в следующий раз опять пойди с нами.

— Так я тебе нужна только для того, чтобы морочить им голову? — рассердилась я.

Она поняла, что я обиделась, и крепко сжала мне руку.

— Ничего подобного. Просто у тебя здорово получается нравиться людям. Знаешь, в чем между нами разница? Меня все боятся, а тебя — нет.

— Может, потому, что ты злая? — вырвалось у меня.

— Возможно, — ответила она, и я поняла, что обидела ее не меньше, чем она меня. Меня охватило чувство вины, и я попыталась загладить неловкость.

— Антонио за тебя умереть готов. Он просил сказать тебе спасибо за работу для сестры.

— Работу Аде дал Стефано, — отрезала она. — А я злая.

С того дня меня стали звать с собой каждый раз, когда предстояло совершить ту или иную покупку, причем приглашение, как я выяснила, часто исходило не от Лилы, а от Пинуччи и ее матери. На самом деле именно я выбрала бонбоньерки. И ресторан на виа Орацио. И фотографа, причем убедила всех, что кроме фотографий надо снять на любительскую пленку фильм. Я ловила себя на мысли, что слишком увлекаюсь решением всех этих вопросов, как будто это было своего рода тренировкой перед моим собственным замужеством. Поразительно, но Лила почти не уделяла внимания приближающейся свадьбе. Единственное, что ее действительно заботило, — необходимость раз и навсегда дать золовке и свекрови понять, что она не позволит им совать нос в свою новую жизнь. Это не был обычный конфликт между невесткой и свекровью с золовкой. По тому, как она использовала меня и манипулировала Стефано, у меня складывалось впечатление, что она всеми силами пытается вписаться в новый для себя способ существования, но пока плохо его себе представляет.