Станислав Говорухин - Повести. Рассказы

Луна ныряла в тучи, и становилось темно, и альпинисты двигались еще медленнее, ощупывая, проверяя каждый шаг. Громадная, сутулая фигура Семена Иваныча маячила впереди.

Немцы с механической точностью пускали ракеты. Они освещали горы, и какие-то две-три минуты идти становилось легче.

Спичкин обливался потом, начал прихрамывать.

— Чего пыхтишь? — оглянулся на него Семен Иваныч.

— Нога что-то… В подъеме… не могу.

— Ну-ка! — Семен Иваныч присел перед ним, осмотрел ботинок. — Кто ж так зашнуровывает, дура!

Он перешнуровал Спичкину ботинок, проверил второй, затем поднялся, посмотрел на его взмокшее лицо.

— Сколько свитеров надел?

— Два.

— Снимай.

Спичкин покорно снял рюкзак, автомат, стащил свитер. Семен Иваныч забрал его, отшвырнул в сторону.

— Ты откуда родом, такой растяпа?

— Чего? — не понял Спичкин.

— Я говорю, где до войны жил?

— В Ставрополе…

— А-а… степи у вас там…

— Сады… степи, — вздохнул Спичкин. — Осенью яблок навалом.

— Яблок и здесь хватает… Пошли!

Шестеро солдат медленно поднимались по контрфорсу. С каждым шагом они были все ближе и ближе к цели. По-прежнему, с интервалом в десять-пятнадцать минут, взлетали немецкие ракеты.

Семен Иваныч начал вбивать в скальный выступ крюк. Он старался стучать как можно тише, но металлические удары гулко отдавались в скалах.

Звуки ударов донеслись до немецкого укрепления. Один караульный наблюдал за тропой к перевалу, лежа у пулемета, второй стрелял из ракетницы.

Первый прислушался к донесшимся металлическим позвякиваниям, спросил по-немецки:

— Что это?

— Непонятно…

— Кажется, кто-то вбивает крючья?

Второй выстрелил из ракетницы и взял автомат. Пока белый шарик шипел и брызгал искрами, он успел дать три коротких очереди. Эхо ударялось о нагромождения скал, множилось. Потом наступила тишина. Караульные напряженно прислушивались. Тихо. Металлические удары не возобновлялись.

— Тебе показалось, — сказал второй.

Семен Иваныч вопросительно смотрел на Артема: «Что теперь делать?»

— Подождите, — вдруг сообразил Шота.

Он подобрал камень, кинул его вниз. Камень застучал по выступам, сорвалось еще несколько камней.

Шота с улыбкой посмотрел на Артема, кинул еще камень.

— Прекрасно, — сказала Вера. — Устроим маленький камнепадик!

Она стала помогать Шота. Они набирали пригоршню камней, кидали их вниз. Под грохот камнепада Семен Иваныч вбивал крючья.

— И давно вы занимаетесь альпинизмом? — спросил Артем.

— Давно, — Вера обернулась, посмотрела на него. — Что это вы заинтересовались? Плохо иду, да?

— Нет… Наоборот… Хорошо ходите.

— А сначала брать не хотели. Я ведь видела, какое у вас кислое лицо было.

Баранов, привалившись к стене, крепко держал в руках веревку, идущую через крюк с карабином к Семену Иванычу.

Тот уже поднялся по участку гладкой стены метров на пять-шесть. Распластавшись на скале, огромный, похожий на медведя человек беспомощно шарил, щупал рукой, наконец, нашел зацепку, выжался на ноге. Еще на метр выше.

Спичкин смотрел на Семена Иваныча, нервно облизнул пересохшие губы. Шота перехватил его взгляд, добро улыбнулся:

— В ординарцах лучше ходить было, да?

— Я по таким скалам никогда не лазил, — признался Спичкин.

— Ничего… Подстрахуем, — снова улыбнулся Шота.

Вытянувшись во весь рост, Семен Иваныч готовился забивать в трещину крюк.

Вера и Шота кинули вниз пригоршню камней.

Семен Иваныч вбил очередной крюк. Сверху был слышен его приглушенный голос:

— Здесь хороший выступ… Можно перекурить… Пусть мальчишка первым лезет.

Спичкин посмотрел вверх, судорожно проглотил ком в горле. Под внимательными взглядами Артема и Баранова ему не хотелось показывать, что он трусит.

— Автомат — за спину, — посоветовала Вера.

— Сорвусь — считайте альпинистом, — невесело пошутил Спичкин.

Потом начал подниматься. Прошел метров пять и остановился. Рука не могла дотянуться до трещины, чтобы зацепиться. Он беспомощно посмотрел вверх, вниз, снова стал шарить по скале рукой.

— Не дойдет он, — повторил свои слова Баранов.

— Не каркай! — оборвал его Артем.

Спичкин смотрел вниз. Лицо его было жалким и растерянным.

— Не могу… — выдавил он.

— Левее… левее бери, — вдруг горячо заговорил Шота. — У тебя под коленом выступ.

Он коротко посветил фонариком.

— Будет лучше, если он вернется назад, — сказал Баранов.

— Вам бы так пришлось, — сказала Вера.

Баранов покосился на нее, усмехнулся:

— Мне приходилось и хуже…

— Тем более… — запальчиво ответила Вера.

Нога Спичкина осторожно продвинулась влево, нашла спасительную трещину.

— Почему не дойдет? — с улыбкой посмотрел на Баранова Шота. — Все в первый раз так…

Снова взлетела ракета.

Шестеро альпинистов сидели на выступе, курили, прикрывая огни ладонями. Семен Иваныч и Баранов примостились рядышком. Семен Иваныч некоторое время о чем-то думал, потом хитро взглянул на Баранова:

— Вадим, вы когда на газике ко мне приехали, я ведь тебя сразу узнал.

— Я тоже, — односложно ответил Баранов.

— Чего ж не поздоровался? Струхнул, да?

— А как же, — скупо усмехнулся Баранов. — Да и ты, кажется, не с радостью побежал.

— Я! — вздохнул Семен Иваныч. — Я старик, мне на печке валяться.

— Не прибедняйся. Как козел по горам бегаешь.

— Лет двадцать назад — это да, бегал… Помнишь, как мы с тобой в тридцать шестом поднимались? А потом твою морду в газетах печатали… Завидовал я тебе.

— Чему тут завидовать? — Баранов опустил голову.

— Не скажи, герой, покоритель недоступных вершин и все такое… А как жена-то разбилась? — осторожно спросил Семен Иваныч.

Баранов промолчал.

Артем дремал, привалившись к стене. Потом приоткрыл глаза, увидел, что рядом сидит Вера.

Артем долго, молча смотрел на ее профиль и не шевелился, словно боялся, что она сейчас встанет и перейдет на другое место.

— Вам не холодно? — наконец спросил он.

Женщина повернула к нему лицо.

— Немножко озябла… Когда сидишь, всегда холодно.

Артем молча начал стаскивать куртку.

— Не надо… — запротестовала Вера.

Артем так же молча накинул куртку ей на плечи. Вера поежилась, посмотрела вниз, в угольно-черную пустоту. Потом тихо сказала:

— Спасибо…

Опять раздался гулкий хлопок, и с шипением взлетела ракета. Белый свет выхватил из темноты черные, рваные выступы скал. Спичкин пристукивал от холода зубами.

— А вдруг фрицы в долину прорвались? — спросил он.

Баранов обернулся, зло проговорил:

— Лучше думай, как подниматься будешь.

— Я про мать думаю, — Спичкин тяжело вздохнул. — В оккупации осталась.

— Не успела уехать, а? — участливо спросил Шота.