Анна Йокаи - Что с вами, дорогая Киш?

— Духи? Ну как же, понимаю и не делай большие глаза. Это что, обязательно здесь надо? Дома времени не хватает?

— Это возможно только здесь, и нигде больше, — вскричал Петер, срываясь с места.

— Да про что ты ладишь все время, никак не пойму? Чего тебе надо познать? Гниющий капитализм? — Марта в недоумении покачала головой. — Так ведь мы и забастовку видали, если это твой интерес. Мог бы и сам знать: сливки они только сверху…

— Чушь! — Петер остановился перед входом в первый зал. Старые итальянские мастера. — Идиотское, бессмысленное путешествие!..

— Это для кого как, — упрямо сказала Марта. — Сливки, они только сверху, но если успеть их снять, то кому какое дело, что там, на донышке? Это ведь тоже философия, приятель, хоть и попроще да попонятней твоей…

— Правильно, — уныло пробормотал Петер. — Теперь уже все равно.

— И потом, — победоносно продолжала Марта, прислонившись к колонне, — без меня ты так или иначе не смог бы пальцем пошевелить… Всякие там духовности… в облаках витать — это пожалуйста, но тут…

— Все верно, — сказал Петер и отпихнул Марту. — Довольно. У меня осталось полчаса. Заткнись, сделай милость.

Они вошли в зал. Петер отыскал путеводитель и принялся нервно перелистывать страницы. На каталог не осталось денег.

— Заткнуться… — сдавленно прошептала Марта. — А по какому праву ты вообще-то мне тыкаешь? Только потому, что пару раз… У меня, между прочим, семья, младшая дочка — отличница… С ног сбиваюсь, чтоб они ни в чем нужды не знали… Я бы, может, тоже не прочь в гондоле покататься да на пляже поваляться… и собой бы занялась…

— Тебе ведь ничего больше не надо, правда? Предел мечтаний! Убогая программа. — Петер лихорадочно перелистывал страницы, слюнявя время от времени палец. — Этот раздел пропущен? Ну и черт с ним, все равно невозможно на бегу, в последнюю минуту…

Марта примолкла.

Они обошли зал. Петер рассматривал картины вблизи, потом отходил подальше. Марта повторяла все его движения, подобно тени.

— Это все не то, не то… — бормотал Петер. — Сейчас будут Боттичелли, Тициан…

Они переходили из зала в зал. В четвертом зале Марта сжала виски руками.

— В глазах темно… сейчас в обморок упаду. Святые, святые, все с нимбами, рожи каменные… Зачем притворяться?

— Обождите снаружи, — грубо рявкнул Петер. — Вы…

И с презрением махнул на нее рукой.

Женщина вздрогнула и быстрым шагом пошла прочь. «Вы» — вот что обидело ее сильнее всего. Выходит, она ему чужая, хоть они и спали вместе!

Петер посмотрел ей вслед. Он увидел ее в точности такой, как в самый первый день, в Вене. Вульгарное создание. Какая непоправимая глупость! В Пеште он бы на такую и внимания не обратил… так надо же именно здесь, с такой вот…

Он огляделся в тоске.

Что? Как? Осталось двадцать минут. На поезд опаздывать нельзя. Он и так уже дотянул до последнего. Виза только до завтра…

Его потянуло к какой-то странной картине. Он подошел поближе и прочитал: Альтдорфер… «Мученичество святого Флориана».

Лицо у святого Флориана оказалось тупым и начисто лишенным выражения. Зато эти, вокруг, разбойники, или как их там… как они наслаждаются муками своей жертвы, прежде чем бросить ее в воду с камнем на шее… божественно! Сплошное злорадство, веселье, так и слышишь шуточки: «Славная будет банька, старик…»

И тут же — сам святой Флориан с плоской, скучной рожей.

Почему такое возможно?

«Ну пошли, святой Флориан… — иронически улыбнулся Петер, понукая самого себя. — Ничего в тебе интересного…»

Паршивая бабенка, все из-за нее.

Один зал он ненароком проскочил и не стал возвращаться. Все равно система нарушилась. Боттичелли нужно будет найти под самый конец.

В полумраке небольшого зала висели рядом две маленькие картины. Посетители не обращали на них особого внимания.

Служителю стало жарко. Он подошел к окну и распахнул его настежь. На картины упали солнечные лучи.

Петер машинально проследил за ними взглядом и подошел поближе.

«Несение креста». Серо-зеленые, почти размытые фигуры, похожие на тени. На вершине горы и в долине, с крестами на спинах. Сложенные в кучу кресты. Поднятые кресты. Поваленные кресты. В небе и на земле, куда ни глянь.

Снова «Несение креста». Резкие, яркие краски — и все то же страдание. Стучит молоток. Работа спорится, срочная работа. Из-под человеческих тел выглядывает нежная зелень травы.

Минут десять Петер простоял у окна, не отводя глаз от картин. У этой женщины трое детей. Жизнь ее проходит среди пьяниц, в винном чаду. Муж лежит в постели и трясется. Трясется весь, с головы до ног.

Сейчас она сидит на скамье под аркадами. Потирает толстую коленку. Ждет, ругается. Плачет.

Раньше надо было, в самом начале… Пока он ничего о ней не знал.

Петер сунул путеводитель в карман. Ему больше не хотелось увидеть Боттичелли. Ему хотелось утешить Марту.

Это еще имело какой-то смысл. Все остальное так или иначе пропало, пропали драгоценные две недели, пошли псу под хвост.

Вена осталась позади. Близился Хедешхалом. Ночь в итальянском поезде прошла ужасно. Они попали в одно купе с многодетным семейством. Дети беспрерывно просились писать. Петеру и Марте так и не удалось сомкнуть глаз.

Здесь им повезло куда больше. В купе не было никого, кроме деревенской старушки, сидевшей у окна и бдительно охранявшей свои чемоданы.

— Кто на вас посмотрит, подумает — лимон съели, — проворчала Марта, — и давайте больше не «тыкать»… кто его знает…

— Спать хочется, — терпеливо улыбнулся Петер. — Все в порядке. Поверьте. Просто ужасно хочется спать. Все как будто в тумане.

— Ладно, ладно. Злитесь на меня, вот и все дела… Не спорьте. Я у вас козел отпущения.

— Я же еще вчера вам сказал: вы здесь ни при чем… просто так вышло.

— Вышло, еще бы не вышло. Понастроили воздушных замков, сами толком не знали, чего вам надо, а потом разочарованного изображаете…

— Верно, — кивнул Петер. — Но к чему все это?.. Ведь мы уже у самой границы.

— Две недели только и пыталась слово разумное из вас вытянуть… все понять хотела, как вести себя. Неужто нельзя было по-человечески сказать? Так ведь нет, ни в какую… Об заклад бьюсь, вы и теперь не знаете, чего вам не так… кукситесь больше для порядку.

— Да нет же, Марта, милая Марта, вовсе я не зол и не раздражен, — уныло возразил Петер. — Просто устал очень.

— Устали? — рассмеялась женщина. Глаза ее воинственно сверкали. — С чего это вам уставать? Вы же за все время пальцем не шевельнули… Недовольны просто. Вот и все дела. Испортила вам удовольствие, так ведь?

— Хватит. Ну пожалуйста, Марта. Довольно. Несколько часов, и все…

— У меня и в мыслях не было дома с вами встречаться… и телефон мой выбросьте лучше. Никого вы не любите, кроме себя.