Нагиб Махфуз - Избранное

Вдруг с улицы послышался хриплый голос Савариса, который на чем свет стоит ругал какого–то мужчину. Мужчина охал и кричал, и было ясно, что футувва избивает его. Саварис бранился, а бедняга в отчаянии призывал на помощь Габалауи.

Под взглядом жены Касем спрашивал себя, что, интересно, думает о нем Камар, а она думала, что он, видимо, говорит правду, так как сочинять подобное ни к чему. Он честен и ни разу ей не солгал. Он не сделал попытки завладеть ее деньгами, хотя это не составило бы для него труда. Так зачем же ему стремиться завладеть доходами от имения, зная, с какой опасностью это сопряжено? Неужели и вправду спокойные дни миновали?

— Скажи, ты рассказал мне об этом первой? Касем кивнул головой, а Камар продолжала:

— У нас с тобой одна жизнь, и ты, Касем, гораздо более дорог мне, чем я сама. Твоя тайна опасна, но скрыть ее невозможно. Поэтому подумай хорошенько и скажи мне: то, что ты видел, было наяву или пригрезилось тебе?

— Все это было не сном, а явью! — решительно заявил Касем.

— Но ты же потерял сознание!

— Это произошло уже после встречи!

— Может быть, у тебя просто все перепуталось в голове? — сочувственно проговорила Камар.

Тяжело вздохнув, он ответил:

— Ничего у меня не перепуталось, все было ясно, как солнечный день!

— Но кто докажет, что это действительно был слуга и посланец Габалауи? А вдруг это был просто подвыпивший житель нашей улицы, каких много?

— Но я же видел, как он поднимался на стену Большого дома.

— На нашей улице нет лестницы высотой хотя бы до половины стены Большого дома.

— Но я видел своими глазами!

Камар почувствовала, что он припер ее к стенке, но она не хотела сдаваться.

— Я боюсь за тебя, боюсь за наш дом, за нашу дочь, за наше счастье. Я все думаю, почему он избрал именно тебя? Почему он сам не может осуществить свою волю? Ведь он — владелец имения и господин надо всеми?!

В свою очередь Касем спросил:

— А почему были избраны Габаль и Рифаа?

Глаза Камар расширились от страха, а рот скривился, как у готового расплакаться ребенка.

— Ты не веришь мне, — сказал Касем, — но я и не требую этого.

Женщина зарыдала, не в силах более сдерживаться, как будто слезами хотела спастись от страшных мыслей. Касем склонился к ней, взял за руку, притянул к себе и нежно спросил:

— Почему ты плачешь?

Она взглянула на него сквозь слезы и, всхлипывая, проговорила:

— Потому что я тебе верю, да, верю и боюсь, что нашему счастью пришел конец.

Потом взволнованно спросила:

— Что же ты будешь делать?

73.

В доме царили напряженность и беспокойство. Дядюшка Закария о чем–то думал, нахмурив брови. Увейс крутил пальцем усы, а Хасан, казалось, целиком ушел в себя. Садек не отрываясь смотрел на своего друга Касема, а Камар в углу гостиной молила Аллаха направить мужчин на путь разума. Две мухи летали над пустыми чашками из–под кофе, и Камар позвала Сакину убрать поднос. Рабыня, забрав поднос, ушла, плотно прикрыв за собой дверь.

— От этой тайны голова идет кругом! — изрек наконец Увейс, тяжело вздыхая.

В это время с улицы донесся вой собаки, в которую, видимо, бросили камнем, следом раздался певучий крик продавца фиников. Какая–то старуха в отчаянии взывала: «О господи! Избавь нас от такой жизни!»

Закария обратился к Увейсу:

— Муаллим Увейс, ты самый уважаемый и достойный из нас. Скажи нам откровенно свое мнение.

Увейс перевел взгляд с Закария на Касема.

— Конечно, — сказал он, — Касем молодец из молодцов, но о его рассказе я не знаю, что и думать.

Садек, давно уже желавший высказаться, произнес:

— Он честный человек. Я готов поспорить с любым, что он ни разу в жизни не солгал. Он заслуживает доверия, клянусь прахом моей матери!

— И я тоже. Я всегда буду на его стороне! — горячо поддержал друга Хасан.

Касем, обрадованный этими словами, впервые за все время улыбнулся и с благодарностью взглянул на брата. Однако Закария, кинув на сына осуждающий взгляд, сказал:

— Это не игрушки! Подумайте о нашей жизни и безопасности.

Увейс кивнул в знак одобрения.

— Действительно, сегодня мы услышали такое, чего никто никогда не слышал.

— Нет, слышали! — возразил Касем. — Слышали и Габаль, и Рифаа.

Увейс очень удивился.

— Неужто ты считаешь себя подобным Габалю и Рифаа? Уязвленный этим вопросом, Касем потупил взор, а Камар поспешила вступиться за мужа.

— Кто знает, дядя, как все это случается?!

Увейс снова принялся теребить усы, а Закария недовольно сказал:

— Ничего нет хорошего в том, чтобы быть подобным Габалю и Рифаа, ведь Рифаа был злодейски убит. И Габаля тоже убили бы, если бы его род не поддержал его. А кто ты такой, Касем? Ты забыл, что наш квартал называют кварталом бродяг и населяют его попрошайки и бедняки?

— Не забывайте, — вмешался Садек, — что Габалауи выбрал его из всех жителей квартала, включая футувв. Я не думаю, что он отступится от Касема в трудную минуту.

Закария все так же недовольно возразил:

— То же самое говорили в свое время и о Рифаа, однако он был убит в двух шагах от дома Габалауи.

— Не разговаривайте так громко! — остерегла мужчин Камар.

Увейс все смотрел на Касема и думал, что этот пастух, которого его племянница сделала господином, утверждает удивительные вещи. Не верить ему нет оснований. Но разве этого достаточно, чтобы он уподобился Габалю или Рифаа? Разве великие люди появляются так просто? И что будет, если все это окажется правдой? Вслух же он сказал:

— Как видно, на Касема не действуют наши предостережения. Интересно знать, чего он хочет? Может быть, ему надоело, что наш квартал остался единственным из всех, не получающим ни малой толики доходов от имения? Не хочешь ли ты, Касем, стать футуввой? Или управляющим?

Касем рассердился:

— Об этом речь не шла. Мне было сказано лишь то, что все жители улицы — его внуки и имение принадлежит всем, а футуввы — зло!

Глаза Садека и Хасана горели решимостью. Увейс растерялся. Закария спросил:

— Ты понимаешь, что все это значит?

— Объясни ему! — гневно крикнул Увейс.

— Это значит бросить вызов управляющему и подставить себя под дубинки Лахиты, Гулты, Хаджаджа и Савариса!

При этих словах Камар изменилась в лице, а Касем с грустным спокойствием сказал:

— Я знаю это.

Из уст Увейса вырвался смешок, который отразился возмущением на лицах Касема и двух его друзей. Закария же, не обращая на это внимания, продолжал:

— Это означает гибель для всех нас. Нас растопчут, как букашек! Да тебе никто и не поверит! Если они не поверили тому, кто встретил самого Габалауи, и тому, кто слышал его голос, как они поверят тому, кто видел лишь посланного им слугу?

Увейс, сменив тон, проговорил: