Дмитрий Быков - ЖД (авторская редакция)

— Так ведь нельзя,— заскулил Василий Иванович.— Никто из наших туда своей волей не пойдет…

— Не понял,— сказал Громов.— А зачем в Жадруново?

— Попросить Жаждь-бога, чтобы вернул печку,— сказала Анька.— А вообще, какая разница. Вы все равно не знаете, кто такой Жаждь-бог. Просто отсюда надо куда-нибудь идти, а дороги никакой нет, кроме как в Жадруново. Оттуда никто еще не приходил, ну так это, может быть, потому, что там прекрасно? Мы же не знаем ничего. Нельзя же все время кругами. Если уж пришли, то надо туда идти, правда?

— Конечно, надо,— сказал Громов.— Не бойтесь, я с вами пойду.

Васька взглянул на него с надеждой.

— Правда пойдете?

— Конечно, пойду,— сказал Громов.— Надо же как-то решить с печкой и яблонькой.

— Вот и идите,— сказал васька.— Вот и очень хорошо. А я в Дегунино.

— Как, Василий Иванович?!— не выдержала Анька.— Ты меня бросишь?!

— Ты же не одна теперь, Анечка,— залепетал васька.— С тобой вон товарищ офицер. Ну, вы и идите, а я не могу. Мне нельзя в Жадруново, Анечка. Мы никогда туда сами не ходим. Я своим ходом в Дегунино пойду. Может, печку починю. Может, яблоньку вылечу.

— Ну, иди,— упавшим голосом сказала Анька.

— А ты не грусти,— сказал Громов.— Тебя Аней зовут?

— Да,— кивнула она.— А тебя?

— Максим,— сказал Громов.

— Хорошее имя,— сказала Анька и заплакала.

— Не плачь,— Громов прижал ее к себе и стал гладить по грязным, растрепанным, мягким волосам.— Ничего страшного, Анька. А может, оно и к лучшему. Никогда же такого не было, а мы попробуем. Это интересный вообще вариант — такое сплошное милосердие, взяла и все бросила, и пошла спасать последних из последних. Это очень хорошо, Анька. Это можно попробовать. Долг и милосердие, если их скрестить, получаются удивительные вещи. Тут это никогда не получалось, а у нас, может быть, получится. Так что ты не бойся.

— Я не от страха,— повторяла Анька сквозь слезы.— Знаешь, как страшно ходить? Ходишь, ходишь, все гонят, ни приюта нет, ни помощи, помыться негде, и все вокруг воет, воет, словно вот-вот умрет и никак не соберется… Перед снегом такое бывает, знаешь? Как мне грустно было, Максим, как мне страшно было, Максим… Ходишь, ходишь… Они же все не могут ничего, а что я-то могу? Я только жалею… И нигде помощи ни от кого…

— Ладно, ладно,— повторял он.— Теперь все позади.

В это же самое время в Даниловском монастыре брат Мстислав, пребывавший в затворе, почувствовал вдруг, что может выйти за пределы монастыря.

— Брат Николай!— крикнул он.— Я, кажется, свободен!

— Очень интересно,— улыбнулся брат Николай.— Я с утра догадывался о чем-то подобном.

— Стало быть, нечто кончилось?— спросил брат Мстислав.

— А нечто началось,— ответил умудренный брат Николай.

— Кто же это сделал? Было две пары, и обе они сделать этого не могли. Одна была разлучена прежде времени, а другая не представляла большого интереса, ибо государственный чиновник был самого обычного рода, и ребенок его не мог ничего изменить в мире.

— Брат Мстислав,— сказал брат Николай.— Как не стыдно тебе верить в туземные сказки? Какая тебе разница, кто какого рода? Важно, что двое встретились и с этой встречи что-то начнется. Неважно, что она случайно оказалась полухазаркой, а у него есть часть туземной крови. В конце концов, не в этом дело. Не заставляй меня пересказывать тебе весь смысл этой путаной истории и довольствуйся тем, что стены нашего монастыря, благодарение Богу, трескаются.

— Значит ли это,— спросил подошедший к ним брат Андрей,— что весь тысячелетний опыт замкнутой истории был ошибкой?

— Он не был ею,— ответил брат Николай, светясь тихой радостью,— ибо чем дольше был затвор, тем с большею силой вырвется наружу копившаяся в бездействии история. Не знаю насчет нового неба, хотя и в нем я вижу определенные знамения,— но уж новую землю, братия, я вам обещаю.

Брат Мстислав вышел за ворота и радостно, как выздоравливающий после долгой болезни, пошел к пристани.

— Так я пойду,— сказал Василий Иванович.

— Ну, ступай,— сказала Анька, улыбаясь сквозь слезы.— Осторожнее.

И Василий Иванович пошел — сначала медленно, а потом все быстрее. Он шел по рельсам вспять от деревни Жадруново, и земля не противилась ему. Он шел, а чтобы идти было легче — пел песню, единственную, которую знал.

— Не одна в поле дороженька,

Не одна неплакучая,

Не одна в поле дороженька,

Не одна негорючая,

Не одна в поле дороженька,

Не одна беспечальная,

Не одна в поле дороженька,

Не одна безначальная…

Анька и Громов стояли на платформе и слушали удаляющуюся песню. Потом она смолкла, и сразу смолк стон, который Анька слышала все последнее время. Напротив, из-за леса донеслись какие-то смутные, но веселые голоса, явно обещавшие что-то еще небывалое.

— Ну, пошли, что ли?— спросил Громов.

— Пошли!— весело сказала Анька.

И, взявшись за руки, они пошли в деревню Жадруново, где их ждало неизвестно что.

2001—2006,

Mountain View, Arc.,— Москва.

в дальнейшем книга продавалась — в авторской редакции — лишь по предварительному заказу — print-on-demand