Ирвин Шоу - Богач, бедняк

— Ради бога… — взмолился Рудольф.

— Вот именно. Ради бога! Я, правда, не знаю, каких политических взглядов вы придерживаетесь…

— Я не занимаюсь политикой, — успокоил его Рудольф. — Я голосую за независимых кандидатов, ни от кого не завишу.

— Замечательно, просто превосходно, — воскликнул Дентон. — Но все же было бы лучше, если бы вы вошли в республиканскую партию. Подумать только, я голосовал за Эйзенхауэра! — глухо засмеялся он. — Мой сын принимал участие в корейской войне, а этот генерал обещал нам ее прекратить. Но как это доказать? Чего не наобещаешь ради победы на выборах?

— Чем конкретно я могу вам помочь, профессор? — спросил Рудольф.

— Сейчас мы к этому подходим. — Он допил кофе. — Университетский комитет собирается через неделю, чтобы обсудить мое дело. Во вторник, в два часа. Запомните время. Я знаю о выдвинутых против меня обвинениях в общих чертах: финансовая помощь организациям «Коммунистического фронта» в тридцатые годы, высказывания атеистического и радикального толка на лекциях, рекомендации книг для внеклассного чтения студентам весьма сомнительного характера. Обычная закулисная топорная работа, Джордах. Когда в стране царят такие настроения, когда такие люди, как Даллес [59] Аллен Даллес (1893–1969) — руководитель американских секретных служб в Европе во время Второй мировой войны. , разъезжая по всему миру, проповедуют ядерное уничтожение, когда все самые выдающиеся люди в Вашингтоне оклеветаны и превращены в мальчиков на побегушках, карьеру такого простого, бедного преподавателя, как я, запросто сковырнут, достаточно им только слово сказать, даже шепотом. К счастью, в нашем университете еще у некоторых сохранилась совесть, хотя очень сомневаюсь, что ее им хватит еще хотя бы на год. Короче, мне предоставлена возможность самозащиты, я могу как-то оправдаться, привести с собой свидетелей, которые поручатся за меня…

— Ну и что я должен буду там сказать?

— Все, что захотите, мой мальчик, — сказал Дентон разбитым голосом. — Я не собираюсь учить вас. Скажите откровенно, что думаете обо мне. Вы слушали мои лекции три года, мы проводили с вами немало внеклассного времени вместе, вы бывали у меня дома. Вы — умный молодой человек, и вас не обведешь вокруг пальца. Вы хорошо меня знаете, как и любого другого жителя нашего города. Скажете все, что захотите. Вы обладаете здесь безупречной репутацией, ваша университетская характеристика тоже безупречна, на ней ни пятнышка, вы — начинающий бизнесмен на взлете, ничем себя не скомпрометировавший, и ваши свидетельства будут очень ценными.

— Конечно, — сказал Рудольф. Это предвестие грядущих неприятностей. Начнутся нападки. Как к этому отнесется Калдервуд? Втягиваю магазин в политические споры о коммунистах. — Конечно, выступлю и дам показания, — сказал Рудольф. Какой неподходящий момент для таких разговоров, с раздражением подумал он. Впервые в своей жизни он почувствовал ту гордость собой, которую, наверное, испытывает трус, решившийся на смелый поступок.

— Я был уверен, что вы согласитесь, Джордах, — Дентон под наплывом эмоций крепко сжал ему руку. — Если бы вы знали, сколько людей мне в этом отказали, вы будете удивлены. Я ведь их всех считал друзьями, все последние двадцать лет. Гнусные перестраховщики. Малодушные трусы. Наша страна превращается в загон для побитых собак, Джордах. Должен ли я здесь перед вами поклясться, что никогда не был коммунистом?

— Что за абсурд, профессор! — упрекнул его Рудольф и посмотрел на часы. — К сожалению, мне пора возвращаться в магазин. Во вторник я приду на заседание комиссии. — Он порылся в карманах. — Позвольте, я за себя заплачу.

Дентон жестом остановил его.

— Это ведь я вас пригласил на ланч. Вы — мой гость. Идите, идите, мой друг, не смею вас больше задерживать. — Он встал, в последний раз оглянулся по сторонам и, убедившись, что никто за ним действительно не следит, долго и горячо тряс Рудольфу руку.

Рудольф, взяв пальто, вышел из бара. Сквозь мутное стекло окна он увидел, как Дентон, остановившись у стойки, снова заказал себе выпивку.

Рудольф не торопился возвращаться в магазин, он шел, не застегивая пальто, хотя дул холодный ветер и день был сырой… Вокруг ничего не изменилось, и спешившие мимо него люди совсем не были похожи на побитых собак. Бедняга Дентон. Он вспомнил, что именно на лекциях Дентона впервые почувствовал некое озарение и понял, что может стать преуспевающим капиталистом. Он рассмеялся про себя. А вот бедолаге Дентону сейчас, судя по всему, не до смеха.

Рудольф чувствовал, что голоден после этой неудавшейся трапезы, и, войдя в магазин, сразу спустился в кафетерий в подвале, где заказал себе большой стакан молока с солодом и жадно выпил его под щебетание покупательниц вокруг. Их миру ничто не угрожало. Они все равно будут покупать себе платья по пятьдесят долларов, портативные радиоприемники, столики для телевизоров, сковородки, мебель для гостиной, кремы для ухода за кожей; доходы магазина будут все расти, а они со счастливыми лицами будут сидеть в своих клубах с сэндвичами на тарелках, мороженым и содовой.

Рудольф разглядывал этих спокойных, жующих, накрашенных женщин, тратящих деньги налево и направо, среди них были матери, невесты, девственницы, старые девы, любовницы; он прислушивался к их голосам, вдыхал смесь запахов самых разнообразных духов, поздравляя себя с тем, что не женат и его никто не любит. Рассчитываясь за свое молоко, он думал, что никогда не посвятит свою жизнь ни одной из этих весьма достойных дам. Он поднялся в свой кабинет.

На его столе лежало письмо, предельно краткое:

«Надеюсь, что ты скоро приедешь в Нью-Йорк. Я в жутком дерьме, и мне необходимо с тобой посоветоваться. Целую, Гретхен».

Он, бросив скомканное письмо в мусорную корзину, второй раз за день воскликнул:

— О, боже!..

В шесть пятнадцать он вышел из магазина. На улице накрапывал дождь. Калдервуд не обмолвился с ним ни словом после их утреннего разговора. Только дождя сегодня не хватало, с тоской подумал он, лавируя на своем мотоцикле через плотный поток машин. Почти доехав до дома, он вспомнил, что обещал матери купить что-нибудь к обеду. Выругавшись, он повернул назад, в деловую часть города, где магазины работали до семи. «Только не говори мне, что ты купишь, пусть это будет для меня сюрпризом», — вспомнил он слова матери. Твой любимый сын через две недели может оказаться в большой ж… Как тебе понравится такой сюрприз, мамочка?

Рудольф торопливо купил все, что нужно: небольшого цыпленка, картофель, банку горошка, половину пирога на десерт. Проталкиваясь через длинные очереди домохозяек, он вдруг вспомнил свой разговор с Калдервудом и мрачно улыбнулся. Молодой выдающийся финансист в окружении красоток, своих поклонниц, направляется на изысканную трапезу в фамильном особняке, фотографии которого часто появляются на глянцевых страницах журналов «Лайф» и «Хаус энд Гарден».