Ирвин Шоу - Богач, бедняк

Супруги обменялись настороженными взглядами.

— Неужели все так плохо?

— Очень плохо, на мой взгляд.

— Мы делали все, что могли, — сказал Фервезер, явно не чувствуя за собой вины.

— Я в этом не сомневаюсь, — заверил их Рудольф. — Все дело в том, что Билли — особенный ребенок. С ним кое-что произошло совсем недавно. — Интересно, знают ли Фервезеры что-нибудь о Колине Берке, слышали ли они о нем, оплакивали ли этот ушедший из жизни талант? — Сейчас нет смысла вдаваться в детали. Причины, которые называет он, могут быть простой мальчишеской фантазией, но ведь переживаемые им чувства могут оказаться и реальными, и тогда все будет ужасно.

— Значит, вы хотите забрать Билли? — спросила миссис Фервезер.

— Да.

— Когда же?

— Через десять минут.

— О боже, — воскликнула она.

— Надолго? — спокойно поинтересовался мистер Фервезер.

— Не знаю. На несколько дней. На месяц. Может, навсегда.

В комнате воцарилось неловкое молчание. Из-за окна доносился слабый голос мальчика, ведущего подсчет очков: 22, 45, 38.

Фервезер встал, подошел к столу, на котором стоял кофейник, налил себе еще чашечку.

— Вы действительно не хотите кофе, мистер Джордах?

Рудольф покачал головой.

— Через две с половиной недели начнутся рождественские каникулы, — сказал Фервезер. — А экзамены за эту четверть начинаются через несколько дней. Может быть, следует подождать до этого времени?

— Я не хотел бы сегодня уехать без Билли. Думаю, это было бы неблагоразумно, — ответил Рудольф.

— Вы разговаривали с директором школы? — спросил Фервезер.

— Нет, не разговаривал.

— Мне кажется, нужно посоветоваться прежде всего с ним, — возразил Фервезер. — По правде говоря, я не обладаю такими полномочиями…

— Чем меньше будет шума, чем меньше людей будет с ним беседовать, тем лучше для Билли, — сказал Рудольф. — Можете мне поверить.

Супруги снова обменялись недоуменными взглядами.

— Чарлз, — произнесла миссис Фервезер, обращаясь к мужу. — Думаю, мы сами сможем все объяснить директору.

Фервезер, стоя у стола, потягивал из чашечки кофе. Пробивающийся через штору слабый солнечный свет четко очерчивал его темную фигуру на фоне полки с книгами. Здоровый, здравомыслящий человек, глава семьи, доктор, врачующий детские души.

— Думаю, ты права, — согласился он. — Мы сможем ему сами все объяснить. Прошу вас позвонить нам через пару дней и сообщить о принятом решении, идет?

— Разумеется.

— В нашей на вид спокойной профессии столько подводных камней, мистер Джордах, столько опасностей. Передайте Билли, что он может вернуться к нам в любое время, как только захочет. Он очень способный мальчик и легко наверстает упущенное.

— Обязательно передам, — пообещал Рудольф. — Благодарю вас за все.

Фервезер провел его назад по коридору, отворил перед ним дверь в комнату отдыха, где царила веселая детская кутерьма. С серьезным видом пожал руку Рудольфу и закрыл за ним дверь.

Когда они выехали за ворота школы, Билли, сидевший на переднем сиденье рядом с ним, решительно сказал:

— Я больше никогда не вернусь! — Он даже не спросил, куда они едут.

Они доехали до Уитби к половине шестого. Уличные фонари тускло освещали зимние сумерки. Билли проспал почти всю дорогу. Рудольф с содроганием думал о том моменте, когда ему придется представить матери ее внука. «Отродье проститутки» — такое выражение было вполне в духе бабушки Билли. Но так как предстояла встреча с Калдервудом сразу после ужина, то есть после семи, то он уже не успевал отвезти Билли в Нью-Йорк и вернуться вовремя на работу в Уитби. И даже если он выкроит время и отвезет мальчика в Нью-Йорк, у кого он там его оставит? У Вилли Эбботта? Но Гретхен просила не впутывать в это дело Вилли, и Рудольф поступил так, как она хотела. Он вспомнил, что Билли рассказал ему об отце за ланчем. Разве можно после этого передавать его под опеку алкоголика? И стоило ли ради этого забирать Билли из школы?

Рудольф даже подумал о том, чтобы отвезти Билли в отель, но сразу же отказался от этой идеи. Не может мальчик провести ночь один в отеле. К тому же это было бы проявлением трусости с его стороны. Нет, все же придется столкнуться с матерью лицом к лицу. Ничего не поделаешь.

Он остановил машину у своего дома и разбудил Билли. Когда он, открыв дверь, провел его в прихожую, то с облегчением заметил, что матери в гостиной нет. Дверь в ее комнату была закрыта. Это могло означать только одно — она вновь поругалась с Мартой и теперь сидела, надувшись, у себя. Таким образом, он мог войти к ней один и подготовить ее к встрече с внуком.

Они прошли с Билли на кухню. Марта сидела за столом и читала газету. Из печи доносился аппетитный запах готовящегося ужина. Марта была совсем не толстой, как язвительно говорила о ней мать, совсем напротив, она была угловатой, костлявой старой девой пятидесяти лет, уверенной на все сто процентов в неприязненном отношении к ней всего мира, и всегда была готова платить за обиды той же монетой.

— Марта, — сказал он, — это мой племянник Билли. Он поживет у нас несколько дней. Он устал с дороги, ему нужна ванна и горячая еда. — В общем, позаботься о нем. Он будет спать в комнате для гостей, рядом со мной.

Марта равнодушно разгладила газету на столе:

— Ваша матушка говорила, что вы не будете ужинать дома.

— Действительно, я сейчас же ухожу.

— В таком случае ему кое-что перепадет. — Марта энергично кивнула головой в сторону комнаты матери. — Она ничего не говорила ни о каком племяннике.

— Она пока об этом ничего не знает, — сказал Рудольф, стараясь говорить беззаботно и весело ради Билли.

— Если она узнает о племяннике, это ее доконает, — заявила Марта.

Билли молча стоял в сторонке, стараясь оценить царящую в доме атмосферу. Она ему явно не нравилась.

Марта поднялась, и на ее лице появилось откровенно неодобрительное выражение, но ведь Билли не знал, что оно было таким всегда.

— Пошли со мной, молодой человек, — сказала Марта. — Думаю, что мы сможем потесниться ради такого тощего юноши, как ты.

Рудольф был удивлен. Если знать характер Марты, то на ее языке эти слова звучали как самое любезное приглашение.

— Давай, иди, Билли, смелее, — сказал он. — Скоро увидимся.

Билли нерешительно вышел вслед за Мартой из кухни. Теперь, когда он чувствовал опеку дяди, любое, пусть даже краткое расставание с ним таило в себе серьезный риск.

Рудольф слышал их шаги, они поднимались по лестнице. Мать, конечно, сразу навострит уши и поймет, что в доме чужой. Она сразу узнавала его шаги и всегда окликала, когда он шел в свою комнату.

Рудольф вытащил из холодильника ледяные кубики. Сейчас ему хотелось выпить после целого дня вынужденного воздержания от спиртного, тем более что предстояла нелицеприятная встреча с матерью. Он прошел в гостиную и, к своей радости, обнаружил, что там тепло. Очевидно, Брэд выполнил его распоряжение, прислал техника, и тот исправил отопление. Теперь язычок матери не станет еще язвительнее от холода.