Всеволод Филипьев - Ангелы приходят всегда

словно ты в небо канула,

плачу слезами мытаря.

Мне одиноко чувствовать,

что по земле ветреной

буду один шествовать

тысячу лет медленных.

Нужно беречь истово

наших друзей искренних,

встать и закрыть от выстрелов

светлые души их.

Синильга слушала с замиранием сердца. Ее волнение и трепет были заметны Лазарю, украдкой посматривавшему на девушку, и отчасти передались ему. «Надо же, как она чувствует, как сопереживает, – думал он. – А у меня нет такой тонкости души… Может быть, и к лучшему? Хотя Музыкант, безусловно, прав – нужно больше искренности. А у меня часто одни расчеты».

– Друзья, очень не хочется с вами расставаться, – продолжил Музыкант. – Надеюсь, мы еще встретимся. Здесь так по-семейному уютно. Спасибо дорогим хозяевам клуба! Время моего выступления подходит к концу. Сейчас прозвучит последняя песня, но на самом деле она не будет таковой. Ведь наша последняя песня станет действительно последней, если мы только сами с этим согласимся. Никому, даже палачам не дано убить нашу веру в новую песню. Жаль вот только, палачи этого не знают и все пытаются и пытаются убивать. Так пусть же звучит в вечности песня верности, братства и любви… Сегодня я уже пел об ангелах, которые оказались вовсе не ангелами, а людьми. Теперь я спою вам о настоящем ангеле. Песня называется «Догони меня, ангел мой». А я прощаюсь и не прощаюсь с вами, друзья. Спасибо!

Музыкант ударил по струнам, высекая пронзающую мелодию. Струны вздрогнули и зазвенели. Он запел:

Догони меня, ангел мой,

я за этой глухой стеной.

Был любим, но любовь продал,

был храним, а теперь пропал.

У могилы моей постой.

Может, я поднимусь опять,

может, встретит на небе мать,

может, кончится лес густой?

Шины стерли асфальт до дна,

а на дне ждет сыра-земля.

Врач на «скорой» сегодня злой.

Древний храм без людей пустой.

Я о главном всегда молчал.

Я о глупом с трибун кричал.

Мой подводный корабль ушёл

в беспросветный шеол.

Ты спаси меня от меня,

изведи меня из огня.

Верить очень хотел бы я,

что ты слышишь меня.

Догони меня, ангел мой,

я за этой глухой стеной.

Я ещё говорю с тобой,

это значит, что я живой,

я – живой.

В тесном полутемном кабинете, за письменным столом друг напротив друга сидели два человека. У одного из них, матерого, шрам рассекал лоб, второй, моложавый, ничем особенным не выделялся, разве лишь тем, что непрерывно курил. Оба были одеты в штатское и являлись сотрудниками Управления собственной безопасности ФСБ.

– Что же делать с нашим заслуженным генералом, с нашим Антоном Петровичем? – задумчиво спросил матерый. – Ведь провел такую операцию. Не один год старался. Его помощника даже поощрили. Старик, надо сказать, от наград отказался, предчувствовал неприятности, наверное. Зачем они все в кучу свалили? Аппетит разыгрался, видишь ли. Думали использовать отбросы производства, протянуть ниточку от одного дела к другому. А ниточка взяла и порвалась. Еще хорошо, если порвалась, а если за нее кто-нибудь потянет и выйдет к самому клубку? Можно вместо поощрения схлопотать наказание. Эх, Антон Петрович… Нужно ему все это на закате славной карьеры в органах? А тут еще старый друг держит Петровича на крючке. Родственник монахини, пострадавшей при их операции. Все допытывается и душу изливает. Наш ветеран, надо сказать, хоть и жалеет друга, но не выдает информации. Не в его интересах. Все одно – не нравится мне эта ситуация. Слишком сложно. Мне уже пришлось дать ему понять, что к чему. Старик расстроился, конечно. А я ведь и сам многим обязан Антону Петровичу. Помочь бы ему, но как?

– Известно «как», – хитро прищурившись, ответил моложавый.

– Известно, известно. Все тебе известно, – передразнил его матерый. – Излагай, раз известно.

Примерно в это же время Антон Петрович взволнованно ходил по своему кабинету. Перед ним, вытянувшись по струнке, стоял «серый человек».

– Позор! – грозно потрясал кулаками генерал, то и дело срываясь на крик. – Посчитайте наши заслуги! Во-первых, провал конспиративной квартиры в Нью-Йорке. Во-вторых, труп. Потеря сотрудника. Причем идиотизм: сотрудник один из лучших, такого убить невозможно. А тут какой-то дурацкий рикошет! Если только американские эксперты не врут?! Там вообще так нашумели, что дело с квартирой еще придется долго расхлебывать. Это ведь вам не Россия, а Америка. Все американские новостные программы уже сообщили. В-третьих, срыв повторного внедрения к американцам нашего двойного агента Рэймса. И, в-четвёртых, уход из-под контроля «подсадной утки» – Замоскворецкого, на которого, кстати, мы ухайдакали целый год и кучу государственных денег! Вот объясните мне, что это за показания спутникового слежения. Читаю: «Личный датчик агента подает сигналы со дна залива, в районе моста Верризано. Отмечено постепенное перемещение сигналов датчика в сторону Атлантического океана». Я спрашиваю, Замоскворецкий что, подводным плаванием занялся? Или, может быть, скажете самое простое – он утопился! Как его искать в Атлантическом океане? Посылать подводную лодку?

– Уверен, он не утопился. Думаю…, – попытался ответить «серый», но был прерван криком начальника.

– Молчать! Вы думаете?! Вы не думаете! Хорошо, если Замоскворецкий утопился, а если нет?! А если всплывет? Только не на заливе, а на американском телевидении или прямо в ЦРУ? Ну, подлец, ну, хитер. Это ж надо было догадаться, что у него передатчик в зубе. И сразу бульк его в залив. А мы теперь гадай: укатился он от нас, как колобок, или все-таки пополнил список самоубийц. Так скажите мне самое главное: как я должен рапортовать об этом деле? Вы понимаете, что это полный провал? Мне, между прочим, сегодня из УСБ звонили. А вы все думаете…

– Виноват, товарищ генерал, – залепетал «серый человек», – если бы я раньше в США вылетел, то ничего такого бы не случилось. Я этого Замоскворецкого знаю как облупленного. С него нельзя было глаз спускать. Но вы же мне сами сказали закончить дела с интернетчиками…

– Замечательно! Я еще, оказывается, и виноват? А кто мне докладывал, что агент у нас на надежном крючке? Или не было такого?

– Было, товарищ генерал, – совсем стушевался «серый».

Человек со шрамом, рассекающим лоб, назначил Антону Петровичу встречу в кафе «Бисквит». Они выбрали уединенный столик, чтобы поговорить без лишних ушей.