Алексей Егоров - Радио Пустота

– Значит кто – то дает тебе все ответы на твои вопросы?

– Да не кто – то, – яростно объяснял мне друг Димка, – не кто – то а сама сфера. Вселенная, если тебе так удобнее воспринимать это по сути вещей конечно ошибочно…

– Хватит вам шушукаться, – глупо пробубнила дама в боа, и все с укором посмотрели в мою с арлекином сторону. Нам пришлось умолкнуть. В то же самое время, высокий в черном, видимо продолжал свой монолог пережитого…

….и тогда мне пришло следующее. Жить так, как я жил прежде не стоит. Нужно надеть черную ночную сорочку, гетры и шапочку и стать тем, кем я хочу быть. И мне уже не захотелось поговорить с ней. Не захотелось видеть ее. Выяснять всю эту тягомотную правду, да и правду ли? Потому что, по сути, я понял, что ее нет, не существовало никогда и не будет существовать. И совершенно ясно, что все теперь происходило справедливо. Именно так как и должно было быть. И если все у нее хорошо, значит так оно и должно быть. Если плохо, значит и должно быть плохо. Все так, как и есть. И, хотя я все еще стою в той самой грязи, в которую свалился прямо с неба. И будто ощущаю еще весну. А весна для меня это не только птички и почки. Это, как выяснилось еще и грязь. Но им так клево в этой грязи. Этим моим птичкам и почкам. Просто и здорово им там. И мне – то же там спокойно и здорово. И даже не смотря на тот именно факт, что любить таких как мы, людям не свойственно. Это же просто не в их природе.

– Я очень рада за вас, Ойген Генрихович, – ласково обратилась к высокому, Алла Суфиевна. А теперь позвольте прочитать вам. Хотя, возможно ли это? И наш гость прочтет нам, – и она явно протянула мне лист исписанной бумаги.

– Что это? – только и умудрился спросить я.

– Мадмуазель пишет послания из сферы, – скрипуче промяукал дворецкий и обдал меня циничным взглядом.

Я взял написанное. Начал читать….

…И интересно, если бы я сейчас уснул.

То во сне я вновь увидел бы ее? Плод моих восхищений и желаний. Я подошел к ней и заговорил. Но она не поворачивалась ко мне. Она подарила мне свой сон. Как это произошло, я не понял. Но она, как бы это объяснить, отдала мне частичку своего внутреннего, даже не прикоснувшись ко мне. Будто она так захотела. Что бы сегодня мне снилась не она. И не свой собственный сон я смотрел. А ее. Стоя за зеркальной стеной, подернутой легкой изморозью, я понимал и принимал все, что шло именно от нее. И не моим это было. Не моим.

….. сначала небо дрогнуло, где то в степи заполыхало. Пламя костров гналось на перегонки с закатом. Или это и было закатом. И вой. Где то далеко, далеко выл волк. Сильный и гордый. От одиночества своего получающий непомерное удовольствие. И не спит он. Болит у него в груди. И огонь этих костров, закатов, не пугает его совсем. Это его часть сущего. Он понимает, что все, что окружает его сейчас, включая меня, как наблюдателя. Это всего – то его смешная жизнь. И если бы он смог засмеяться, он бы так и поступил. Но он воет, даря миру свою прощальную песнь. И искры заката тают, уходя краем в горизонт. И даже если кто – то в данную секунду крепко спал, то проснулся в неприятной дрожи. И слыша его закатную песнь, люди понимают то же что и я, или каждый свое.

Но зверь пел свою песню ей….своей. Только своей. В музыке ветра, он отчетливо слышал биение ее сердца. Хотя она и находилась порядком далеко, в его снах. И воздух вибрировал от его тягучей песни, ища место, куда бы приткнуться. И не находил цели. Улетая в степь, ложась в пространстве беззвучным пластом. Затем… по небу полетели другие волки, вернее это уже были люди… и будто с крыльями как у ангелов. Но я отчетливо понимал, что такого быть не может. Но она закрутились в огромной центрифуге. И я будто стоял уже рядом с ней и смотрел заворожено на кружение этого ангельского потока.…и я понял….все понял и решил больше не смотреть такой сон.

Сон о той….которой я не снился… ни… ког… да.

Я дочитал. В комнате зависла тишина. Нарушила ее сама же хозяйка.

– А теперь, нам пора расходиться. Надеюсь вы все поняли, о чем мы будем говорить в следующий раз.

И все пристально посмотрели на меня.

– Понимание уже вошло в вас, – уверенно прошипел, дергая рукой, взъерошенный в линзах. Так что мы и послушаем вас, уважаемый, к стати меня зовут Сантуцио. Август – Сантуцио. И я то же, как и вы живу вечно.

– Предметная и интереснейшая будет эта беседа? – тонко попыталась спросить дама в боа.

Я растерялся и даже не знал, что им и ответить. Но общество сферы не стало дожидаться моего утвердительного разъяснения. Все начали вставать и уходить. Ушла и хозяйка, прежде, загадочно подмигнув мне. Кот же, фыркнул и засеменил, за ней, еле поспев.

Вечер удался на славу. И хотя я определенно был поражен таким сложившимся опытом. Все же не понял, что и в каких подробностях я должен рассказывать этим странным людям, да еще и в какой – то неопределенный и следующий раз?

Бред.

– Решение само по себе придет к тебе, – прощаясь на автобусной остановке, одобрительно сказал мне Димка или Сережка или арлекин, совсем я что то запутался, и запрыгнув во чрево транспортного гиганта, скрылся за поворотом моей вечерней жизни. Я же побрел домой пешком. Думать мне не хотелось вовсе. И даже странно это казалось мне сейчас. Странно само по себе то, что мыслей совсем не было в моей голове. Там было пусто. Чистый лист. Прохлада и ночь. Единственное, что проскользнуло молнией в подсознании….август….самый мой любимый месяц в году. Самый нежный, теплый и благодатный, мой август.

Так размышляя, я пришел домой.

Ойген Генрихович по утрам пах обычно свежестью. Мягкими, набитыми чистым пером и пухом подушками. Шерстяным одеялом. Свежими носочками и удачным вступлением в новый день с определенно нужной ноги. А так хотелось уже пахнуть другими женщинами.

Однажды, он уже пробовал пропитаться женским естеством. Но вышло это и ни удачно и ни красиво и вообще. Получилось, что по большей части он провонялся женщиной, нежели впитал ее. Так, что бы весь день тайком от коллег по цеху нюхать это. И главное, знать. Что так пахнет только он, потому что у него есть она….его женщина.

А тут вдруг захотелось прямо много и сразу и беспорядочно. Наплевательски отнестись к выбору. Брать, так сказать, все что плохо лежит. А ежели не лежит, то первоначально уложить, а затем и брать. Или, если кто и положил, да плохо присматривает, так же брать. Рассуждал он всегда запросто логически. Главное это стабильность. А в наш век немыслимых скоростей, стабильность, это …куда женщину с вечера положил, там ее с утра и взял. А иначе бардак. Уложить ему, по всей очевидности было нечего, да и хлопотно было, опять же по его же соображениям, содержать в доме предмет своего желания. Так что, выходило по всем статьям, приходилось рассчитывать на чужое. Вернее очень уж желалось и виделось. Ну, или мелькало на безоблачном горизонте.