Василь Ткачев - На всё село один мужик (сборник)

Старухи переглянулись.

– Не хотят работать сами гаишники… Мы же, чтобы огороды не сторожить, чучела выставляем… а они – этих «полицейских»… – призадумавшись, Егор тихо произнес. – Радуйтесь, бабы, что у нас есть своя маленькая, тихая деревенька… Красота какая вокруг, а!..

– Бог нас не обидел… – сказала Окрошка.

– Только не все это ценят… – произнесла Петровна, встала и ушла в избу. С оставшимися пирожками.

Егор, вскинув на плечо косу, глянул на Окрошку:

– Ну, пошли, что ли?

Егор переживал за Аньку. Как же – единственная дочь, и у той семейная жизнь дала трещину. Вспомнил он ее и сегодня, а она возьми и заявись. Зашла в избу какая-то грустная и задерганная. Сразу к ведру с водой.

– Не пей эту воду – застоялась она, – предостерег дочь старик. – У Петровны живу, там ем и пью.

Анька не послушалась, жадно опорожнив содержимое кружки, сказала:

– А если и сдохну, отравлюсь – ну и пусть некоторые порадуются! Сволочь!

– Ты откуда вся такая?..

– От верблюда, отец! От него!

– Я серьезно спрашиваю! – повысил голос Егор. – Вид-то у тебя… Ты что, дома не ночевала?

– А можно сказать, что и так. Нету, нету у меня больше дома! Как тебе это нравится?

– Погоди, погоди… что-то я ничего не пойму.

– А чего тут понимать, батя? Лёнька выдворил… и все вещи мои на лестничную площадку выставил.

– На Лёньку не похоже – самостоятельный мужик, кажется?

– А мне не кажется!

– Доигралась.

– Хватит! Хоть ты оставь меня в покое!

– Доигралась. Дохулиганилась, моя хорошая. А внучка, Вероника, где? Что, и ее выдворил?

– Она с ним осталась…

– Сама? Или Леонид не отпускает?

– Поди там разбери!

– А я знал, я чувствовал, что всё так у тебя кончится. Сны видел нехорошие… Гулёна ты, Анька. Леонида не виню. Гулёна. Вот и добилась своего. Не хнычь, а все, как есть, рассказывай. От меня все равно ничего не спрячешь.

– Да. Я знаю.

– Ну-ну!

– Сережу я полюбила…

– А чем Леонид плох? Не пьет, не курит…

– Не могу объяснить, пап… А Сережа, наоборот, и пьет, и курит… а я его полюбила… Обещал со своей развестись…

– Дальше в лес – больше дров, ну-ну.

– Обманул он меня, папа. Нас, оказывается, любят, когда мы замужем…

– Понимаю. Но из квартиры-то тебя не может так просто вышвырнуть Леонид?

– В том-то и дело, что может.

– Отсуди!

– Ему мать подарила. А я не знала… Подарок есть подарок – его не заберешь… Сейчас всё пропало… всё рухнуло… И я осталась…

– … у разбитого корыта.

– Да. Буду проситься назад в свое общежитие.

– А то бери вон нашу хату и живи?

– Тоже скажешь! И между Павловной и Окрошкой на скамейке семечки щелкать – да?

– Эх, жизнь, жестянка! Ну, а ко мне чего приехала?

Анька – удивленно:

– А к кому, пап? У меня же больше нету никого…

Егор прижал к себе Аньку, погладил ее волосы шершавой ладонью, произнес:

– Ох и горе вам всем будет без Егора. А когда меня не станет, к кому приедешь?

– Не знаю… Не знаю, пап… Живи долго…

– На машине прикатила? Что-то я не слыхал вроде бы?..

– Одна беда не приходит… и другую с собой приводит…

– Все понятно. Ну так что будем делать?

– Сначала ремонтировать машину… Поможешь? В аварию попала…

Старик начал собираться в агрогородок – там сберкасса. А дочке заявил:

– А потом тебя, Анька, надо ремонтировать. Обязательно. Витька не нашелся случаем?

– Не отвечает уже долго…

– Непутевый. Ох и непутевый! Ну что, пошли пешью?

– А сколько тут до агрогородка? Пять километров каких.

– Это для тебя пять, а для меня уже и все пятнадцать будет. Сниму, так и быть, что скопил на смерть. На лавке, небось, долго лежать все равно не буду. Свет не без добрых людей.

– Спасибо тебе, папа, – Анька обняла Егора, чмокнула в щеку.

Проводив дочь с деньгами в город, Егор вспомнил о своих непосредственных обязанностях. И когда заглянула во двор Окрошка, он важно сидел на чурбачке и клепал косу.

– А где твоя?

– Ты что сказала?

– Павловна где? – повысила голос Окрошка.

– Да тут где-то. Где ж ей быть? А тебе чего?

– Что, зайти нельзя? Скоро зобор возведете, как на Рублевке?

– Иди ты! Откуда знаешь про Рублевку?

– Видела, как люди живут.

– А что ты еще видела?

– Ой! Ой! Грамотный! Как же! С кем поведешься, от того и наберешься. Да?

– Ты не права, Лизка: век, говорят, учись, а дураком умрешь. А тем с Рублевки не завидуй… Они, может, нам завидуют?

– Прямо уж завидуют! Было бы чему!

– С маленьких и спрос мал.

– Анька, что ли, приезжала?

– Была…

– Что без машины-то? Аль наездилась?

Егор не ответил, он тюкал и тюкал молоточком по лезвию косы.

– И куда это она тебя водила?

– Присядь, – Егор кивнул на табуретку, а сам встал.

– Я и постоять соизволю.

Егор повысил голос:

– Присядь!

– Ну, села.

– А я постою. Перед тобой.

– Что за честь такая? С чего бы?

– Давно с тобой поговорить хотел, Лиза. Очень давно. Может, с тех пор, как на Поле женился…

Окрошка хмыкнула.

– Прости, что так все получилось, – продолжал старик, и было видно, что слова непросто даются ему.

– Как это?..

– А так вот это. Не глянулась ты мне, хотя – не дурак, видел – ты ко мне всем сердцем… Вот ведь в жизни как бывает: и на лицо хороша баба, и телом, а душа не принимает. Отталкивает, и все тут. И ничего, оказывается, поделать нельзя с собой. Теперь я не удивляюсь, если в городе пару встречу: он крокодил, она красавица… или наоборот. Хотя зачем далеко ходить? А у нас не так ли было? Полина – красавицей, скажешь, была?

– Не мне сравнивать… – уклонилась Окрошка.

– Ты красивее, и душа у тебя помягче, поласковей… а я в нее влюбился… почему-то.

– А то я не знаю, как все было!

– Что ты знаешь, Лизка?!

– Много чего.

– Ни черта ты не знаешь! Ни на грош!..

– Никак не на месяце живу! Когда Павловна на учительницу поступила, она тебе отказала: кто, мол, ты, а кто я? Ну не так было? Не так, скажешь? Поэтому и молчишь.

– Да я сам посторонился, сам! Вошел в положение…

– А тут Полина под руку подвернулась. «А выходи за меня замуж назло всем врагам!»

– А веришь, я не могу тебе объяснить, как все получилось… Само как-то… Молоды были, разве ж мы загадывали намного вперед? Провел Полюшку, поцеловал, правда, а тогда как-то и вырвалось у меня: выходи за меня. Она сразу и согласилась.

– Видать, поцелуй тот очень вкусным оказался?

– Ты угадала.

– А почему же меня не провел? Может, и я бы тебе поцеловать разрешила?

– Не сошлись, Лизка, звезды, похоже… не сошлись…

– Ну и чего ты добился? Не было у тебя, Егор, счастливой семейной жизни. Разве же мы не видим и не знаем? Поперёк слово ты не мог сказать своей Полюшке – крик стоял на всю округу: она сказала белое на черное, значит, белое.