Саша Саин - Приключения сионского мудреца

Это иногда и губило доцентов, т. к. как раз с них и начал в этот раз Хамидов. Вначале он потревожил 1,90-метровую, 45-тилетнюю Михайлову. Крепкая, энергичная, с массой нерастраченной сексуальной энергии! Или то, что она тратила, быстро восстанавливалось. Она, к тому же, готовилась защитить докторскую диссертацию уже много лет. «Что можете сказать, Инна Ивановна, об этой электрокардиограмме?» — спросил её «большой» Хамидов, развернув ленту перед её носом. «Ну, проводимость нарушена», — начала издалека Инна Ивановна. «Что ещё нарушено? — спросил ехидно улыбающийся профессор. — Не бойтесь!» — подбадривал её Хамидов, как студентку, чем ещё больше нагнал на неё страх. «Ну, блокада левой ножки пучка Гиса», — осмелела Инна Ивановна. «Это всё понятно, — сказал Хамидов, — но так ли это все важно для этого больного?». Инна Ивановна после этого напрочь замолчала. «Ну, смелее, Инна Ивановна! Вы в каком отделении сейчас находитесь?!» — совсем сорвал с неё «погоны» профессор. «В ревматологическом, ой, извините, в кардиологическом», — совсем растерялась Инна Ивановна. Чем всех рассмешила, и больше всего пациентов. Все так и покатились со смеху, чем ещё больше сконфузили доцентку Инну Ивановну. И остальных врачей тоже, хотя все криво улыбались и внутренне радовались «большому успеху» Инны Ивановны, но знали — сейчас и «их час пробьёт». «Ну, а вы, Ахмед Ибрагимович?» — перевёл своё внимание профессор на другого доцента Ибрагимова, оставив в покое «нуждающуюся уже только в уходе» Инну Ивановну. Этот доцент оказался мудрее, а главное, имел время подумать и отойти от первого испуга. «У этого больного, — начал по-доцентски Ахмед Ибрагимович, наш учитель, — обратите внимание, — повернулся он к остальным врачам, ассистентам и субординаторам, — и особенно прошу мою группу субординаторов посмотреть очень характерный сегмент ST. Он как бы двуполярный — плюс и минус, что говорит о патологии — нарушении коронарного кровообращения», — стал читать лекцию доцент Ибрагимов профессору Хамидову Исмаилу Хамидовичу, что его и погубило. «Что в первую очередь, и самое главное, указывает на нарушение коронарного кровообращения?» — прервал лекцию Ахмеда Исмаил, задав прямой вопрос «на засыпку». «Сегмент ST!» — настаивал, побледнев, то ли от стыда, то ли от злости, доцент, оттого что профессор его, как студента, экзаменует. — «Ещё что?». Ахмет обиженно замолчал, не желая, очевидно, принимать участие в этой обречённой на проигрыш игре — государственной лотерее. «Как вы думаете, Исхак Пинхасович?» — обратился Хамидов к похожему на парикмахера ассистенту — очередной жертве.

Пациенты с интересом слушали, смотрели, как позорятся их врачи, только что бывшие «корифеями»! Оказалось, что Исхак Пинхасович вообще проспал события, не ожидая, что его спросят, что до него тоже очередь дойдёт, что доценты провалятся. «О чём мы только что говорили?!» — возмутился профессор такому невниманию к своему обходу. «Признаки нарушения коронарного кровообращения», — стали шептать перепуганному старому ассистенту, ветерану кафедры, у которого и без того положение было шаткое, и из-за 60-летнего возраста, и к тому же, его еврейства. Мало того, что не знает, так ещё и на уроке невнимательно слушает, что учитель говорит! «Зубец Q», — родил Исхак Пинхасович — еврей-ветеран. «А о чём говорит зубец Q?» — спросил следующую жертву зав. отделением, профессор. «Об инфаркте миокарда», — ответила жертва. «Вы зав. кардиологическим отделением или заведуете сапожной мастерской?! — побагровел профессор от ярости. — О чём говорит зубец Q?» — вновь вернулся профессор к доценту Михайловой. «О перенесенном инфаркте миокарда», — поправила заведующую Инна Ивановна. «А что нам скажет…?» — вдруг произнёс мою фамилию профессор, обратившись ко мне, к студенту 6-го курса, как к последней инстанции. «Отрицательный зубец T и понижение сегмента ST ниже изолинии говорит о хроническом нарушении коронарного кровообращения», — уточнил я. «Вот это полный грамотный ответ!» — с укором глянув на доцентов, сказал профессор. «Так, о чем говорит всё-таки зубец Q?» — вновь обратился к присутствующим профессор. После молчания «убитых» и «расстрелянных» присутствующих: доцентов, ассистентов и других — профессор опять произнёс мою фамилию, с интересом посмотрев в мою сторону, так как я был ему не виден из-за впереди стоящей «свиты». «Свита» с интересом расступилась, все смотрели на меня, в том числе и больные. «Глубокий, больше нормы, широкий зубец Q, — сказал я скромно, — говорит о рубцовых изменениях миокарда, чаще, как следствие перенесенного инфаркта миокарда». — «Вот это я и хотел услышать от других!» — вновь с укором посмотрел на доцентов профессор, а те, в свою очередь — на меня. У постели других больных этой палаты профессор был уже более спокоен, он сумел показать, кто в доме хозяин и кто заслуживает пить кофе!

В обязанность субординатора ещё и дежурства входят, которые доставляли еще меньшее удовольствие, чем обходы. Если и совершаешь подвиг, то никто этого не знает, не оценивает. В этот раз дежурить выпало вместе с больничным ординатором с такой неприличной для Советского Союза и остального мира, кроме Израиля, фамилией как Израилов. Вот угораздило такой вызов всем бросить этому роду бухарских евреев! Но это ещё не всё, у Израилова был ещё и нос крючком. Брюнет высокого роста, лет сорока, он был очень активен, и чувствовалось, что и кофе ему не чужд. Или, как о нём сказала одна больничная ординатор: «Израилов зарабатывает себе не только на хлеб, но и на масло!» — имея в виду, что Израилов ставит некоторым больным иглы, которые он носил в специальном металлическом, цилиндрическом стерилизаторе. Иглы у него плавали в спирте и были самодельными. Израилов ставил их кому в голову, кому в ноги, кому в руки, кто что заслужил! Поговаривали даже, что помогает, и что это китайское иглоукалывание, которому Израилов где-то научился. «Вот бы тоже уметь!» — подумал я. Конечно, деньги, как он, не смогу заработать, зато как интересно! Несколько раз спрашивал у Израилова, где он научился и в чём принцип? Или книги у него по иглоукалыванию есть? Но он не был готов чем-то поделиться и тем более знаниями, которых у него самого не было. Но сегодня речь шла не об иглах, а о ночном дежурстве с ним. «Ты, если что, посмотришь больного ночью, если медсестра позовёт. Меня не буди, много работы было, я устал, — сказал в 10 вечера Израилов. — Я пойду спать!» — сообщил он мне в ординаторской. Дежурство в отделениях по 60 коек: гематологическом, нефрологическом, кардиоревматологическом. Все отделения забиты тяжёлыми, умирающими больными. Разница состояла только в том, что умирали по профилю отделения. В гематологическом — умирали от острых и хронических лейкозов в терминальной стадии. В нефрологическом — умирали от острых и хронических гломерулонефритов с нефротическим синдромом и от острой и хронической почечной недостаточности. В кардиоревматологическом — умирали от тяжёлых комбинированных, сложно сочетанных пороков сердца с недостаточностью кровообращения в терминальной — третьей стадии. Моя деятельность началась уже в полодиннадцатого, когда медсестра позвала в нефрологическое отделение к умирающему больному. Затем, через 15 минут, вызов в кардиоревматологическое отделение — приступ сердечной астмы с начинающимся отёком лёгких. Отёк легких у больного удалось ликвидировать с помощью мочегонных и сердечных гликозидов. Затем вызов в гематологическое отделение. Затем одновременно два вызова: один в гематологическое, другой — в кардиоревматологическое — в час ночи, и так всю ночь! «Израилов сказал обращаться только к вам и его не будить, — извиняющимся тоном сказала медсестра. — Но я рада, что вы дежурите. От него всё равно толку нет, и больные довольны, что вы дежурите! Он обычно назначает только снотворные и димедрол, старается больных усыпить».