Михаил Орловский - Нескорая помощь или Как победить маразм

Люди в белых халатах неуверенно отворили дверь и проследовали в подвал. Там на цоколе, обмазанная фекалиями и пропитанная жёлтой жидкостью, находилась приличная куча из нечто. При внимательном рассмотрении нечто разделилось на памперсы, наволочки, простыни (!) и прочий хлам. Ах вы!.. Медики в шоке вернулись обратно.

— Ни фига себе больные пошли, — возмущалась медрегистратор Галина. — Мало от них моральных бед, так они ещё и канализацию засорили!

— Нет, ну ладно там памперсы, — подхватила Вера Дивановна, — хотя и не ладно. А простыни-то, простыни. Причём же не одна. И не две. Их же, пожалуй, пропихивать надо.

— Дома-то у себя, наверное, не гадят, — заверила всех санитарка Марина. — Что за народец?

Повозмущавшись так минут с десять, поражённые медработники взяли и продолжили работать на благо, как теперь выяснилось, вредителей. О теме с канализацией постепенно забыли. Дня на два, не дольше.

В среду на утренней пятиминутке заведующая отделением напомнила о недавнем инциденте.

— Здесь на днях канализацию затопило и прорвало, — устало сообщила она. — Случилось подобное ввиду массового, я подчёркиваю, массового сброса предметов гигиены с постельным бельём в унитазы. Итоговая стоимость прочистки труб и коллекторов — в районе трёхсот тысяч рублей.

— Ничё ж себе! — присвистнул кто-то. — Фонд страхования однозначно не справится.

— Разумеется, — поддержала Летальевна. — Как вы думаете, откуда эти деньги возьмутся?

— Явно не из наших карманов, — усмехнулся Михалыч. — У меня денег на новый смеситель нет. А тут такое, больное.

— От, Михал Сердеевич попал в точку, — подняла вверх указательный палец заведующая. — Спасение утопающих в каловых массах — их личное дело.

— А что, из бюджета нельзя выделить? — поинтересовалась вторая медсестра, Таня.

— Выделить, конечно, можно. Только вы же прекрасно знаете, в чьих карманах он оседает. В любом случае от нас ничего не зависит… Будем как все.

— Как все? — вспомнился «Тот самый Мюнхгаузен». — Не летать на ядрах? Не охотиться на мамонтов? Не переписываться с Шекспиром?

— Да, — поддержала шутку Летальевна. — По крайней мере, не в рабочее время..

Как и предсказывалось, нужную сумму вычли из зарплат медработников. Раз — и досвидос. На 250 человек персонала не столь уж и много. Всего-то месячное жалованье. А вы говорите — взятки.

По тыщёнке взыскали. Канализацию починили. Главврача на Канары справили. Жизнь продолжалась. Да, весьма похоже, что вроде даже и не жаловался никто. Хотя, постойте. Жаловался же один. Михалыч наш. Точно. Он ведь тогда ещё параллели с военными проводил и обречённо вопрошал: «Вот как здесь не стать сутяжником?» В итоге, собрав все известные грехи Дуровцевой, академик оформил их в письменном виде и пошёл в прокурадуру (очень похоже на прокуратуру, только функционируют по-разному).

Прокурадура стояла. Просто стояла. Серое неприметное здание. Фасад, крыльцо, образец по Уставу. Ничего особенного. Единственное, может быть, чем запоминалась данная конторка, были роскошные автомобили сотрудников, одни колёса которых стоили как ремонт нашей испорченной больничной канализации (см. предыдущую главу, если забыл). Но академика не интересовал взяточный персонал про- курадуры. Нет. Михалыч зашёл внутрь и сразу к честному человеку — прокурору. Чего уж мелочиться?

Верховный прокурор Санкт-Путенбурга сидел в кресле из крокодиловой кожи с абсолютно уставшим видом. Тяжесть денежного бремени, свалившаяся на организацию, давила на печень, поджимала лёгкие, мешала сердцу и свисала тройным подбородком спереди и двойным сзади. Прокурор в минувшие выходные отметил своё стотридцатикилограммие. Услышав стук в дверь и возню на входе, он с трудом поднял заплывшие веки. По природе оное действие походило на подъём разводного моста, образ которого, в свою очередь, приходил на ум первым, когда речь заходила о Путенбурге.

— Чего там? — небрежно выдал чиновник.

— Я вам маляву принёс, — Михалыч протянул жалобу. — Вот.

— Маляву? — замерли погоны, уставившись на академика как на папуаса.

Михалыч не упустил возможности воспользоваться ситуацией, процитировав реплику из фильма «Иван Васильевич меняет профессию»:

— Что вы на меня смотрите, отец родной? На мне узоров нет, и цветы не растут.

Прокурор ожил.

— Ладно. Давайте, почитаем. — С великим скрипом рука оппонента смогла ухватиться за представленный листочек бумаги. — Жалоба на главврача больнички Дуровцеву Тэ Вэ. — Прокурор попытался улыбнуться, но подбородки помешали. — Хе-х. Так она же подруга Валентина Ивановича, нашего Пубарха.

— Ну и что? — изобразил академик наивного.

— Хе-х, — во второй раз сделал усилие над мимикой прокурор, но хомячные щёки даже не колыхнулись. Лицо задумалось, глядя на пришедшего, что сыграло на руку в цитировании всё того же фильма:

— Вот смотрит. — сказал Михалыч. — Вы на мне дыру протрёте!

Человеку в погонах ничего не оставалось, как немедленно исполнить свой гражданский долг. Да ещё же и клятву давал, пусть и текст подзабыл. Прокурор беспристрастно полез в стол и достал себе подобную папку. Папка тоже имела складки, три подбородка и пахла массивностью. На лицевой стороне красовалась надпись: «Дело № какое-то. Висяк».

— Так-с, — зашуршал тесёмками беспристрастный. — Давайте посмотрим.

Он быстро пролистал стопку жалоб и, рассоединив скрепитель, положил листочек Михалыча вниз.

— В очередь, — пояснило Его погоносиятельство.

— Да вы хоть почитайте, — подвинул свои брови наверх наш товарищ. — Там бесподобные нарушения!

— Ой, да что я не знаю, что ли, — скривился подбородками сиятельство. — Все вы одно и то же пишите. Как под копирку.

Михалыч прямо застыл от изумления. Вот работнички. Он почесался ниже пояса. За коленку.

— Ну ладно, — снизошли в ответ прокурорские звёзды. — Давайте почитаем.

И они углубились в жалобу.

— Так, так, — прокурор искал по тексту знакомые буквы. — Смотрим. Так. Про это писали. про премии писали. про хирургию тоже писали. так, так. Про ремонт давно писали. что там в конце?.. ага, вот про это, кажется, не писали. Рассмотрим. В порядке очереди.

— В порядке очереди? — недопонял наш академик. — В самом конце, что ли?

— Конечно, — прокурор посмотрел на медика как на ребёночка. — Слушайте. Тут посерьёзней дела пылятся, люди миллиардами выносят, а вы пристали со своими надбавками.

— Так мне тогда тоже можно взять вашу методу? — изобразил экзофтальм академик. — Буду заниматься исключительно агонирующими больными, а те, кто полегче, и подождут годик-другой.