Лорен Грофф - Судьбы и фурии

МРАЧНОЕ ЧУВСТВО НЕ ПОКИНУЛО ЕГО ДАЖЕ УТРОМ.

К полудню ему уже страстно хотелось домой, к Бог с ее теплым носиком, к любимой подушке, к любимой Матильде.

Вечером на четвертый день добровольного заточения Лео Ланселот уже не знал, куда деваться: убедив себя, что нужно собрать хворост, он отправился в лес и каким-то образом оказался возле окон студии Лео.

Снова.

Ему понадобилось время, чтобы разглядеть самого Лео в сгустившемся там сумраке.

Мальчик развел небольшой огонь – в эти дни на улице было слишком холодно даже для него. Его рыжая голова покоилась на пианино, и, если бы не рука, то и дело взлетавшая к клавишам, можно было бы подумать, что он спит.

Первая нота, которую услышал Лотто, нарушила тишину, царившую между ними все это время, – Лотто услышал ее издалека, стоя за деревом.

Этот тягучий звук странным образом успокаивал. Между капающими нотами Лотто впадал в легкий транс мучительного ожидания. Каждый новый аккорд слегка заглушался разделяющими их стенами, окнами и самим воздухом, так что до Лотто он долетал неожиданно. Похоже было, как если бы ты точно знал, что один в комнате и уже слегка проваливаешься в сон, и вдруг из темного угла донеслось чье-то дыхание.

Когда дрожь, охватившая Лотто, стала совершенно невыносимой, он вынужден был уйти.

Небо на западе потемнело – на них с огромной скоростью надвигался мрак, сулящий бурю. Лотто изменил привычному ужину с пластиковой чашкой, полной лапши быстрого приготовления, и горячим шоколадом и залил все это бурбоном. Закончилось все голыми танцами у камина. Огонь плясал и плескался вместе с ним, превратив комнату в жаркую Флориду.

Лотто распахнул окно и долгое время смотрел, как снег влетает в комнату и тает, образуя лужицы на полу. Стало легче, только когда он уснул, пьяный и потный, прямо на неразобранной постели. Все тело приобрело удивительную легкость, как будто кто-то подвесил его над землей на высоте не меньше тридцати футов, и откуда он лицезрел, как внизу копошатся жалкие людишки.

Лотто проснулся, как обычно, оттого что ужасно продрог. А когда он пошел за горячей водой для кофе, выяснилось, что в округе нет ни электричества, ни отопления.

Лес, мерцающий за окном в лунном свете, казался стеклянным. Поля и деревья залило льдом, похожим в темноте на жидкую смолу. Накануне Лотто был так пьян, что не проснулся, даже когда ветки огромного дерева, растущего рядом с его домом, сломались и теперь лежали в темноте вокруг, точно солдаты в засаде.

Кое-как Лотто открыл дверь и уверенно шагнул на лед. В этот же миг его правая нога скользнула вперед, а левая, наоборот, вильнула в причудливом па. Лотто споткнулся о камень на дороге, обернулся вокруг своей оси, упал и так крепко ушиб копчик, что зарычал от боли. Долгое время он лежал на боку и стонал, а когда попытался встать, выяснилось, что щека примерзла ко льду, так что он сорвал слой кожи.

Коснувшись лица, он обнаружил на пальцах кровь. Точно альпинист по веревке, Лотто взобрался по перилам лестницы обратно на крыльцо, вернулся в дом и завалился на пол, тяжело отдуваясь.

«Старый, добрый Робби Фрост, – подумал Лотто. – Кто бы ни сказал, что мир закончится во льду, он был прав».

[Чушь. В огне.]

Здесь он умрет от голода, это точно. Из еды у него осталось только яблоко, случайно прихваченное во время ланча, коробка батончиков мюсли для похудения, которые положила ему Матильда, и последняя пачка лапши рамэн.

Но даже если он и не умрет от голода, то наверняка скончается от потери крови из щеки. Из-за перелома копчика у него начнется заражение. Электричества нет, а вчера, в приступе пьяного буйства, он сжег все запасы дров. Теперь он замерзнет насмерть. Кофе у него тоже не осталось, а отсутствие кофе в таком месте – настоящая трагедия. Лотто натянул на себя всю одежду, какую только смог отыскать, и закутался в плед. Из футляра для ноутбука получилась неплохая шапка. Гигантский, точно игрок в регби, он завалился на кровать и съел разом все батончики. Только проглотив последний, он понял, какая это была ошибка: батончики были на вкус как теннисные мячики, пролежавшие в кустах три сезона. К тому же один такой батончик содержит восемьдесят три процента белков. Значит, он только что съел четыреста девяносто восемь процентов и умрет от заворота кишок раньше, чем от потери крови или обморожения.

И хуже всего то, что вчера он выжал батарею ноутбука до капли и даже не подумал поставить его на зарядку. Это ведь всегда можно сделать утром! А от руки он уже очень давно ничего не писал. Почему он так давно ничего не писал от руки? Как так вышло, что он потерял навык владения этим, можно сказать, базовым искусством человечества?!

Лотто пытался заучить будущий текст так, как это делал Мильтон, когда вдруг услышал шум мотора и отдернул занавеску. Блейн! Это его пикап пробирался к домику!

Машина остановилась недалеко от крыльца. Блейн смел пыль с окна, выбрался наружу и заскрипел по снегу своими тяжелыми лыжными ботинками, направляясь к двери.

Лотто вмиг передумал умирать и распахнул перед ним дверь, забыв, как выглядит.

– Мой спаситель! – воскликнул он.

Блейн оглядел его с головы до ног и расхохотался.

В главном здании резиденции установили койки, точно как в лагере. Обогреватели работали на всю катушку, плиты полнились газом, и еды было хоть отбавляй. Единственной проблемой оставалась связь, но их заверили, что в ближайшие дни она будет восстановлена и телефоны заработают.

Так и образовалось Общество выживших художников, в тепле и уюте, сердцем которого стал композитор Уолт Уитмен, принесший с собой бутылочку отменной сливовицы.

Когда они сомкнули стаканы, Лотто улыбнулся и кивнул ему. Уолт Уитмен улыбнулся в ответ – кажется, их конфликт остался в прошлом. В приступе благодушия Лотто даже стащил для него немного пряников из местного холодильника, за что композитор отблагодарил его парой кашемировых носков.

Лео так и не явился, хотя Лотто ждал его весь вечер.

В конце концов он не выдержал и отвел в сторонку Блейна, тот как раз привез им запас дров, которого хватило бы на месяц, и собирался ехать выковыривать собственный дом из ледяного капкана.

– О! – сказал он, когда Лотто обрисовал ему ситуацию. – Так ведь я заезжал за ним, но мальчик отказался. Он сказал, у него достаточно дров, а еще арахисовое масло, хлеб и целый кувшин воды. Он не хотел отрываться от работы. Мне показалось, он вполне в порядке… Ох, господи, я ошибся, да?

Ланселот заверил его, что нет, но сам подумал – да. Ужасно заставлять человека в одиночестве бороться со стихией. Неужели он не читал Шеклтона или не слышал о ледовом патруле «Выносливость» и истории о каннибализме в жутких условиях? А все эти страшные сказки про ледяных гоблинов, выбирающихся из лесу по ночам, чтобы влезть в чей-нибудь дом!