Лорен Грофф - Судьбы и фурии

Не только горе было причиной тошноты Антуанетты. Она снова была беременна. Врачи прописали ей полный покой. Месяцами городок следил за тем, как неизвестные посетители в черных костюмах и с портфелями в руках выходят из дорогих автомобилей возле их дома, и гадал, кого же она выберет?

Кто бы не захотел жениться на такой богатой и прелестной вдове?

Лотто чувствовал, что тонет. Он пытался саботировать учебу, но учителя привыкли к его успехам и тоже не сдавались. Пытался сидеть с матерью и слушать с ней религиозные передачи, сжимая ее потную ладонь, но Бог покинул его. Он помнил только основы христианства: мифы, жесткие моральные устои и маниакальное пуританство.

После таких посиделок Антуанетта всегда целовала его ладонь и отпускала, лежа в своей постели, спокойная, точно морская корова. Все ее эмоции теперь покоились под землей, и она смотрела на мир отрешенно. Она становилась все толще и толще, пока в конце концов не лопнула, как перезрелый грейпфрут, и не выронила зерно – малышку Рейчел.

Когда Рейчел просыпалась посреди ночи, Лотто всегда приходил к ней первым. Усаживался в кресло, укачивал и кормил смесью. В течение первого года его маленькая, вечно голодная сестренка, которую именно он обязан был кормить, стала центром его вселенной. Лицо Лотто к тому моменту затянуло коркой горячих, пульсирующих угрей, и теперь он уже не был прежним красавцем. Но это не имело значения. Девушки преодолевали отвращение и все равно целовали его, ведь он был богат. В мягких девичьих ртах, их виноградных жвачках и горячих языках, среди вечеринок поцелуев в парках и уборных терялся и таял весь тот ужас, что обрушился на него со смертью отца.

Лотто мчался домой по ночной Флориде и так быстро крутил педали велосипеда, словно пытался удрать от своей печали. Но она все равно всегда настигала его. Спустя один год и один день после смерти Гавейна четырнадцатилетний Лотто на рассвете спустился в столовую их дома. Он собирался набрать сваренных вкрутую яиц, чтобы съесть по пути в город, где его уже поджидала Трикси Дин. Ее родители уехали на уик-энд. В кармане у него лежала баночка WD-40, лубриканта, который, если верить парням из школы, был просто необходим в этом деле. Но тут из темноты до него внезапно донесся голос матери:

– Милый. У меня есть новости.

Лотто испугался, зажег свет и увидел ее, сидящую в дальнем конце стола, в черном костюме, с волосами, уложенными на манер огненной короны.

«Бедная ма, – подумал он тогда. – Такая распустившаяся. Такая толстая. Она до сих пор думала, что никто не знает о том, что она все еще принимает обезболивающие после рождения Рейчел».

Через несколько часов после этого разговора Лотто в одиночестве стоял на пляже и отчаянно смаргивал слезы. Оказывается, посетители с портфелями вовсе не были ее ухажерами, они были адвокатами! Всему конец. Прислуга уже разбежалась. Кто же теперь будет выполнять их работу? Плантация, его детство, фабрика, бассейн, Хэмлин, где его предки жили всегда, – все пропало. Даже призрак его отца.

Все, все продано…

Пляж Полумесяца был красивым местом, но их новый дом на сваях оказался маленьким и розовым, и на фоне дюны выглядел, как коробочка из бетонных блоков «Лего». Пеликаны парили на жарком соленом ветру над зарослями карликовых пальм. На этот пляж постоянно приезжали какие-то люди, и, хотя дюна и скрывала от глаз их грохочущие разбитые пикапы, в доме их все равно было слышно.

– Этот дом? – спрашивал ее Лотто. – Ты могла бы купить целую милю пляжа, ма! Почему мы должны жить в этой коробке?! Почему?

– Это экономно, – с мученической улыбкой отвечала ему мать. – К тому же не забывай про лишение права выкупа закладной. Эти деньги не мои, сынок, они все принадлежат тебе и твоей сестре. Я все передам тебе.

Но разве Лотто теперь было дело до денег? Он ненавидел их!

[Он всю жизнь старался не думать о них, предоставляя все тревоги другим и думая, что у него всего хватает.]

Деньги не заменят ему отца или его землю.

– Это предательство, – прошептал Лотто, всхлипывая от злости. Мать обхватила его лицо ладонями, стараясь не прикасаться к прыщам.

– Нет, милый, – сказала она с сияющей улыбкой. – Это свобода!

ЛОТТО НАДУЛСЯ.

Долгое время он в одиночестве сидел на пляже. Тыкал палкой мертвую медузу и пил сладкую воду из магазинчика на A1A. Затем ему захотелось тако [1], и он пошел туда, куда ходили на ланч все крутые парни из города, все эти хлыщи в рубашках для поло, хлопковых клетчатых шортах и мокасинах. Девчонки приходили в это кафе в одних лифчиках от купальников, а парни так и вовсе без рубашек, чтобы пощеголять мускулами, бронзовыми от солнца. Сам Лотто был уже шести футов росту, а в конце июля его четырнадцать превратились бы в пятнадцать.

[Он же был львом, это все объясняло.]

Однако он был все таким же угловатым, одни локти да колени, плюс этот вечный хохолок на затылке, да к тому же чертовы прыщи.

Растерянный, хлопающий ресницами и наполовину осиротевший Лотто Саттервайт. Когда он пришел туда, его долго передавали от компании к компании и утешали. Затем несколько девушек подошли к нему и попытались познакомиться, но он все еще был слишком подавлен, чтобы как следует ими заинтересоваться, и поэтому они ушли.

Лотто ел в полном одиночестве, сидя за столом для пикника. В какой-то момент он так перемазался кинзой, что сидящий напротив него азиат, гладковыбритый и причесанный, усмехнулся. Рядом с ним сидела девушка с пышной копной волос, подведенными глазами, красными губами, пирсингом в брови и фальшивым изумрудиком, сверкавшим в сережке в носу. Она уставилась на Лотто так пристально, что он почувствовал странное покалывание в ногах, а потом и сам не понял, как пришел к выводу, что она, должно быть, хороша в постели. Рядом с девушкой сидел невыразительный толстяк в очках, судя по всему ее близнец.

Азиата звали Майкл. Девушку с пристальным взглядом – Гвенни. Но самым важным оказался толстяк. Его звали Чолли.

В этот день в Тако-хижине оказался еще один Ланселот. Его все звали Лэнс. Тощий, бледный тип, которому явно не помешало бы есть больше овощей. Кем был этот чудик? Он нарочито неторопливо расхаживал по хижине в своей шапке набекрень и футболке, такой длинной, что она доставала до колен. Издавая губами звуки в стиле бит, он пошел в туалет, а когда вернулся, принес с собой жуткую вонь. Парень со спины дернул его за футболку, и на пол упал маленький кусок дерьма. Кто-то тут же закричал:

– Лэнс футболку обгадил!

Они прохаживались на его счет еще довольно долго, пока кто-то не вспомнил, что здесь есть еще один Ланселот, странный и, судя по всему, уязвимый новичок. Кто-то спросил Лотто:

– Эй, салага, мы, похоже, до смерти тебя напугали, а?