Дмитрий Сазанский - Предел тщетности

Я открыл глаза и поднял голову — передо мной, почти вплотную, склонившись в полупоклоне, стояли два очаровательных ангела. Василика протягивала вперед поднос с рюмкой водки, а Петька в такт мелодии звенел вилкой по бутылке: «Зелененький он был!».

— Господи, ну почему я такая сволочь? — пробормотал я и выпил рюмку.

Петька тотчас же налил вторую.

— А кто не сволочь? Вася дочь школьницу на отца оставила в Молдавии, а сама сейчас песенки со мной распевает. Сволочь? Сволочь. — Петруччо говорил спокойно, будто убаюкивал, — Я вчера в издательстве трех человек уволил, сволота, а потом как ни в чем не бывало в ресторан поехал ужинать. Макар сидит на мешке с деньгами и ножками болтает, на рыбалку ходит, когда в стране кризис, подлюга. Танька ни дня не работала в своей жизни, мужьями жонглировала, проститутка. Так что, старичок, губу сволочную закатай, ты не больший засранец, чем остальные, хотя и не меньший. Ну, встретил черта, эка невидаль, — он, продолжая говорить, налил мне третью рюмку, — вон Потехин, как русского Букера получил, так с тех пор чертей почем зря гоняет. Достанет Букера из широких штанин и носится за зелеными супостатами по квартире.

Василика при упоминании черта сделала круглые глаза и начала выразительно вращать зрачками, напоминая полоумную прорицательницу.

— Ваша работа, мадам? — с наигранным гневом спросил я, на что женщина отступила назад так, чтобы не видел Петруччо, и замахала руками поочередно, будто теннисные мячики от груди отбивала.

— Причем тут Вася? — Петька обернулся на домработницу, она под его взглядом моментально застыла соляным столбом, — Мне генерал сказал, что у тебя черт в башке поселился. С твоих же слов, старик. Жоржу я верю, как себе, он врать не будет, — и без паузы. — Пойдемте в комнату, что мы тут на затхлом пятачке у окна сгруппировались. Дышать нечем.

Не дожидаясь согласия, Сапог с бутылкой в руке пошел к выходу, не забыв подхватить со стола рюмки элегантным жестом картофелеуборочного комбайна.

Три порции водки сделали свое дело, ослабив натяжение струн в голове, мне полегчало и стало невыносимо стыдно за срыв, больше напоминавший обморок у благовоспитанной девицы впервые узнавшей, что у мужчин есть член, которым они… о, какая мерзость, маман! Чего я на Петьку набросился, в конце концов, он приехал не сказки Василике в уши заправлять, а ко мне, по мою душу, так сказать.

Выдержав небольшую паузу, я прошел следом за другом в гостиную и сел в кресло напротив, Петька уже обсуждал с Василикой, каким гарниром разукрасить так бурно начавшийся день. Женщина ушла, на кухне тотчас же что-то заскворчало, Петруччо разлил по рюмкам, но выпить не торопился.

— Даже позавтракать не успел, — выдохнул он с укоризной и добавил, будто в оправдание, — у меня с голодухи, старик, всегда башка трещит.

— Так что тебе сообщил неутомимый Жорж?

— Дружище Георгий поведал, вибрируя печалью, что у Никитина в голове черт прописался, да не один, а с компанией, и они тебе на разные голоса нашептали преждевременную кончину. Достали ключик золотой, вставили в ухо, взвели пружинку, часики тикают, отсчет пошел. Никитин, дескать, мечется, не зная, что предпринять, слезы по лицу размазывает, пальцы загибает, дни считает. Кстати, старик. Сколько тебе осталось по григорианскому календарю?

— Четыре дня, считая нынешний, — опешив от такой оценки моего бытия, признался я.

— Не густо. Но и не повод идти вразнос. Ты же наоборот, намеренно делаешь все, чтобы к тебе на поминки никто не пришел. С кем ты за последние дни еще не умудрился поругаться? Только со мной, да и то, не успел зайти, так буквально с порога наорал. Веди себя достойно, старик, ты же умеешь.

— Легко советы давать, когда дня собственной смерти не знаешь.

— О, я б с радостью. Все бы дела подбил, устроил бы в честь ухода вечеринку, — он подмигнул, наклонившись поближе. — Тебе что обещали: после продолжительной болезни или скоропостижно под самосвал? Вася! — Петруччо обратился к появившейся с подносом домработнице, — Ты бы как умереть хотела?

— Я как-то не задумывалась, — Василика расставляла по столу тарелки, — Может быть во сне, — она зарделась, — в объятиях шикарного мужчины.

— Точно! — заорал Петька и даже зажмурился от удовольствия, — А я бы сел на самолет и прыгнул с парашютом, чтобы в полете, в полном восторге сразу приземлиться на тот свет, а там уже тезка ждет не дождется, гремит ключами. Отворяй ворота, Апостол Петруччо!

Петька захохотал и поднял рюмку — он смотрел на меня таким взглядом, будто я и был апостол Петр. Ну как можно говорить о чем-то серьезном с человеком, способным похороны превратить в балаган? Он на том свете бога до икоты доведет. Мы выпили.

— Не слишком жирно с утра? — наяривая бифштекс с кровью, поинтересовался тезка апостола у Василики.

— Так под водочку, — ответила женщина, но сама, чуть пригубив, предпочла салат.

— А, наплевать. Все равно весь день коту под хвост.

Глядя на Петьку, я вспомнил, что тоже во рту с утра маковой росинки не держал, да и закусить стоило бы — шампанское полирнул сверху водкой, как бы раньше времени глаз не замутнел.

— Ох и жучила, Сергей Поликарпович доложу я тебе, — уничтожив большой кусок мяса, Петруччо решил передохнуть, — Вынь и положь ему Никитина в любом виде, а о деле ни гу-гу, молчит, как партизан на допросе. В общем, старичок, ни шиша я не добился, кроме уверений, что тебе ничего не грозит. Чем ты его очаровал, что у Бессонова прямо-таки неземная привязанность к Никитину прорезалась?

— Это не я, это черт.

— Опять двадцать пять. Я не я, детский сад, старик.

— Ну хорошо, — пошел я ва-банк, — мне не веришь, у Василики спроси. Она его тоже видела.

Сапог посмотрел на учительницу, та перестав жевать, сперва глянула искоса в мою сторону, а потом утвердительно кивнула головой. Теперь уже настала очередь Петруччо — он попеременно переводил взгляд с меня на Василику и обратно, как бы прикидывая, кто из нас больше рехнулся.

— Был черт, врать не буду, — развеяла последние сомнения Вася, — Симпатичный. Если мне не верите, у Чертопраховых спросите, он им заплатил сто тысяч.

— Вас ист даст Чертопраховы? — Петька все еще находился в недоуменном состоянии, — И за что им сто тысяч?

Я решил не встревать, пусть говорит Василика, ее словам доверия больше, как-никак постороннее, незаинтересованное лицо, да и в запое она в последние полгода не замечена.

— Соавторы, брат и сестра, я вам докладывала. Черт дал им аванс за книгу.

— О, у меня еще один конкурент появился, — засмеялся Петька, но глазах мелькнула настороженность, — у него что, издательство? Рога и копыта?

— Варфаламей и Евдокия, unlimited, — раздался голос Дуньки откуда-то из сверху, — Загробное общество с неограниченной ответственностью по обязательствам.