Мэри Кайе - Далекие Шатры

– Тебе повезло, что ты спокойно просидела всю бурю в ратхе, – сказала Шу-Шу, выражая мнение всех присутствующих, за исключением Джоти, который сочувствовал Анджали, пропустившей увлекательное приключение.

– Ты не представляешь, как было здорово, Каири! – воскликнул Джоти. – Шатер ходил ходуном на ветру, и под него наметало все больше и больше пыли. Я заставил Шу-Шу залезть под мою кровать и накрыл ее шалями, потому что она выла, рыдала и орала, что сейчас шатер рухнет на нас и мы все задохнемся. Тут такой шум стоял!

– Я не выла, – сердито возразила Шу-Шу.

– Очень даже выла – как шакал. Как шесть шакалов!

– А вот и нет!

– А вот и да!..

Разговор перешел в перепалку, и ни тогда, ни впоследствии никто не потрудился спросить Анджали, где ее застигла буря и как она умудрилась добраться до Кака-джи и ратхи.

С вечерними конными прогулками и посиделками в палатке для дурбаров было покончено. И Аш, и Мулрадж были слишком заняты, чтобы тратить время на светские мероприятия, а поскольку Джоти целыми днями ходил за ними по пятам, тараторя без умолку и не сомневаясь, что оказывает ценную помощь, к вечеру Аш валился с ног от усталости и с радостью пользовался возможностью лечь спать пораньше. Лишь Кака-джи по-прежнему заглядывал к племянницам поболтать перед сном, но долго не задерживался, находя общение с ними скучным в отсутствие других собеседников.

Словно извиняясь за налетевшую не по сезону бурю, погода установилась на диво хорошая. Днем температура воздуха не поднималась выше тридцати двух градусов, а ночи снова стали прохладными. Но никому не хотелось попасть в очередную пыльную бурю, и люди трудились как каторжные, чтобы устранить все повреждения и поломки и поскорее продолжить путь. Их усердие объяснялось не только страхом второй бури: все уже безумно устали от кочевой жизни и горели желанием остановиться на длительный отдых и насладиться роскошью Бхитхора и празднествами, сопутствующими бракосочетанию.

Почти всех убежавших животных нашли и пригнали обратно в лагерь, свежий корм для них раздобыли, и провизии по-прежнему хватало, хотя и не с избытком: Аш объездил все окрестности, закупая скудные партии продовольственных припасов у деревенских жителей, тоже сильно пострадавших от бури. Работа по ремонту палаточных каркасов и повозок шла полным ходом, и по лагерю разносился непрестанный стук молотков и визг пил, но было ясно, что, несмотря на все рвение людей, пройдет еще неделя, самое малое, прежде чем можно будет отдать приказ к выступлению.

На самом деле времени потребовалось чуть больше – восемь дней, и все это время Аш ни разу даже мельком не видел ни Анджали, ни Шушилу, по горло занятый делами. Однако Кака-джи и Джоти сообщали ему разные незначительные новости о них, и он твердо решил повидаться с принцессами, как только лагерь снимется с места, хотя бы для того, чтобы помириться с Джали. Это он может сделать в присутствии любого количества людей: есть слова и знаки, которые она поймет, а для него совершенно невыносимо думать, что он расстанется с ней, не сказав напоследок о том, как сожалеет о своем обидном поведении и будет любить ее до конца своих дней. Он никак не может отпустить Джали, не попросив прощения и не стерев у нее из памяти горького воспоминания о своей грубости. Если бы не это, он постарался бы избежать встречи с ней: увидеть ее снова значило загнать нож еще глубже себе в сердце. И в сердце Джали.

Аш полагал, что возможность нанести визит в палатку для дурбаров вскоре представится, но приглашения все не поступало, а когда он упомянул об этом в разговоре с Кака-джи, старик небрежно пожал плечами и сказал, что сахибу не стоит беспокоиться на сей счет.

– Вы бы ужасно скучали. Мои племянницы готовятся к прибытию в Бхитхор и не в состоянии говорить ни о чем другом, кроме того, какие сари и какие драгоценности они наденут.

Это было не похоже на Джали, и Аш не удержался, чтобы не высказать свое мнение. Кака-джи согласился с ним и с довольным смешком сказал, что, вообще-то, проблема нарядов волнует главным образом Шу-Шу, а Каири, как он подозревает, просто усиленно поддерживает разговоры на эту тему, дабы отвлечь сестру от тяжелых мыслей.

– И правильно делает, – одобрительно заметил Кака-джи. – Все, что может занять внимание Шу-Шу и удержать ее от слез и сетований, идет во благо всем нам.

Джоти подтвердил мнение дяди, но в более резких выражениях, поскольку не одобрял всего этого шума, поднятого вокруг тряпок, а Мулрадж дал понять, что сейчас, когда они почти достигли Бхитхора, им с сахибом лучше держаться подальше от палатки для дурбаров, ибо раджа слывет ярым сторонником этикета.

Ничего не добившись окольным путем, Аш послал слугу спросить, когда он может нанести раджкумари визит, и получил цветистый, но уклончивый ответ, сводящийся к тому, что в данный момент Шушила-Баи неважно себя чувствует и потому вынуждена отложить великую честь принять сахиба на неопределенное время. Отказ был подслащен многочисленными комплиментами, но оставался отказом. Неужели Джали, как и Мулрадж, считает, что им с сестрой разумнее соблюдать строгое затворничество теперь, когда они находятся в непосредственной близости от владений своего будущего мужа? Или она действительно решила никогда больше не видеться с Ашем? В любом случае это означало, что у него не осталось возможности помириться с Джали и что воспоминание о том, как плохо они расстались, будет мучить его до конца жизни: наказание, и справедливое.

Но он судил об Анджали неверно. Она не имела привычки лелеять свои обиды и не винила Аша за внезапный приступ отвращения. Причина этого чувства была для нее так же ясна, словно он высказал свои мысли вслух. Она слишком хорошо его знала и понимала, что в самом скором времени он перестанет злиться, раскается в своем поведении и начнет мучиться вопросом, а не обиделась ли она на него. У нее еще оставалась возможность доказать Ашу, что она на него не в обиде. Очень простая.

Однажды вечером, после долгого утомительного дня, проведенного в седле, Аш получил корзину апельсинов из рук одного дворцового слуги, пояснившего, что это подарок от раджкумари Анджали. Раджкумари сожалеет, что недомогание младшей сестры мешает им принять сахиба, но надеется, что сам сахиб пребывает в добром здравии и с удовольствием съест фрукты. Аш посмотрел на апельсины, сердце у него бешено заколотилось, голова пошла кругом, и несколько мгновений он отчаянно боролся с непреодолимым желанием вырвать корзину из рук мужчины и тут же обшарить ее в поисках письма, которое наверняка там находилось. Овладев собой, он наградил посыльного, унес корзину в палатку и высыпал апельсины на кровать, однако ничего не нашел.