Мэри Кайе - Далекие Шатры

– Коли так, – сказал сэр Луи за ужином тем вечером, – мы сможем почти всю зиму питаться жареной утятиной и гусятиной.

Он повернулся к Уолли и задал вопрос насчет фуражиров, отправляющихся на покос завтра утром. Услышав, что лейтенант Гамильтон намерен сопровождать их и проследить за тем, чтобы они не сунулись ненароком куда не следует, сэр Луи соизволил одобрить такой план и предложил на всякий случай взять с собой майора Келли.

Рози радостно изъявил готовность присоединиться к нему, и Уолли ничего не оставалось, кроме как согласиться, хотя он не пришел в восторг от этого, ведь если Рози возьмет за обыкновение сопровождать его, встречаться с Ашем будет трудно. Впрочем, с этим он разберется позже: в данный момент он собирался поднять более важный вопрос о фураже на зиму и о складах для хранения оного. Но сэр Луи завел с доктором Келли разговор о предстоящей утиной охоте, после чего они перешли к обсуждению особенностей охоты в графстве Даун и воспоминаниям об общих знакомых в Баллинахинче. Затем беседа приняла общий характер, а сразу после ужина сэр Луи удалился в свои комнаты в доме посланника, чтобы сделать очередную запись в дневнике. Поэтому тем вечером Уолли не сумел поговорить о складах.

Даже если бы он получил такую возможность, сэр Луи вряд ли принял бы идею на ура. Хорошее настроение, порожденное приятной вечерней вылазкой, стало еще лучше, когда незадолго до ужина заслуживающий доверия агент сообщил, что завтра Ардальский полк придет строем, дабы сполна получить все задержанное жалованье. Эта новость взбодрила сэра Луи так же, как Аша, ибо укрепила его в уверенности, что деньги могут найтись и найдутся и что теперь, когда армии выплатят все долги, в Кабуле воцарится закон и порядок. Он немедленно велел Уильяму отправить завтра с утра пораньше традиционную телеграмму с сообщением, что в Кабульской резиденции все в порядке, и в данных обстоятельствах его не особо заинтересовал бы план повышения обороноспособности резиденции таким окольным, сложным путем.

«Я спрошу у Аша мнение на сей счет, – решил Уолли позже вечером, готовясь отойти ко сну. – Аш рассудит, будет ли от этого какая-нибудь польза, и, если он сочтет все это полной ерундой, а меня чокнутым, я прикушу язык». Он прочитал молитву и погасил лампу, хотя лег в постель не сразу.

Разговор за ужином напомнил Уолли о доме, и он подошел к окну, устремил взгляд вдаль поверх темного двора и плоской крыши дома посланника и стал думать об Инистиоге.

За наружной стеной крепости простиралась долина, пересеченная бледной извилистой лентой реки Кабул, а за ней и за складчатыми холмами, серыми в свете звезд, вздымались могучие мрачные твердыни Гиндукуша. Но сейчас Уолли видел перед собой реку Нор и снова находился в Инистиоге. Он видел милые сердцу знакомые поля, леса и голубые холмы Килкенни… и там стояла не гробница Шах-Шахи, а маленькая церквушка в Донахади… и там далеко в небе мерцали не снега, а белые облака, безмятежно плывущие высоко над горами Блэкстейрс в Карлоу…

«Интересно, – подумал лейтенант Уолтер Гамильтон, кавалер ордена „Крест Виктории“, двадцати трех лет от роду, – почему генералы всегда выбирают название одной из выигранных битв, когда получают звание пэра? Я поступлю иначе. Я выберу Инистиог… Фельдмаршал лорд Гамильтон Инистиогский, кавалер ордена „Крест Виктории“, ордена Подвязки, ордена Бани 1-й степени, ордена Звезды Индии 3-й степени… Интересно, позволят ли мне поехать на родину, чтобы принять награду из рук королевы? Или мне придется ждать своей очереди на отпуск домой?.. Интересно, женюсь ли я когда-нибудь?..»

Вряд ли он женится – по крайней мере, до тех пор, пока не встретит такую женщину, как Джали, что представлялось маловероятным. Ашу следовало бы отправить ее из Кабула: по слухам, в городе слишком много случаев холеры. Он должен поговорить с ним об этом в среду. Будет здорово снова увидеться с Ашем, и если повезет…

Широкий зевок прервал ход его мыслей. Уолли рассмеялся и улегся в постель, чувствуя себя страшно счастливым.

На следующее утро солнце еще не взошло, когда сэр Луи, всегда рано встававший, отправился на обычную верховую прогулку в сопровождении Амал Дина, своего саиса, четырех соваров из разведчиков и полудюжины солдат эмирской кавалерии.

Почтовый курьер выехал еще раньше с телеграммой, которая будет отправлена из Али-Хеля в Шимлу. А немногим позже процессия из двадцати пяти косильщиков с веревками и серпами также выступила из крепости под охраной коте-дефадара Фатеха Мухаммеда, соваров Акбар-шаха и Нараина Сингха из разведчиков, а также четырех афганских солдат.

Уолли и Амброуз Келли выехали через двадцать минут, когда Аш, рано пришедший на службу в связи с предстоящей выплатой жалованья, выставлял глиняную вазу на окно. Он проводил двоих мужчин взглядом и пожалел, что не может присоединиться к ним. Воздух на равнине прохладный и свежий, тогда как здесь он уже стал спертым и теплым, а на большом пустыре у дворца, куда скоро явится Ардальский полк за жалованьем, будет еще жарче: там нет спасения от палящих солнечных лучей и вдобавок воздух нездоровый, поскольку туда выбрасывают мусор и пищевые отходы.

Аш вздохнул, завидуя Уолли и его спутнику, которые встретят рассвет по пути через росистые поля, раскинувшиеся по берегам реки, тополиные, чинаровые и ореховые рощи, окружающие Бен-и-Хиссар, и поросший густой травой широкий чарман за деревней. Безоблачное небо все еще заливала предрассветная опаловая бледность, и на земле неопределенного оттенка между сизым и песочным еще не лежали тени. Но скрытое за горизонтом солнце уже окрасило в нежный абрикосовый цвет снега высоко над серыми грядами. Сегодня будет чудесный день – день для распевания гимнов, как сказал бы Уолли.

Вспомнив музыкальные утра в Равалпинди, Аш улыбнулся и начал напевать себе под нос «Все прекрасно и чудесно в Божьем мире», но тут же осекся, со страхом осознав: он делает нечто настолько чуждое природе писца Саида Акбара, что, если бы кто услышал его, разоблачения было бы не миновать.

Вот уже больше года он постоянно следил за собой, тщательно следил, чтобы никаким случайным словом или поступком не вызвать подозрений, но в последнее время решил, что вероятность совершить подобную оплошность слишком мала, ибо он на самом деле стал Саидом Акбаром. Однако сейчас он понял, что это не так, и внезапно почувствовал острое желание прекратить притворяться и стать самим собой – только самим собой. Но кем именно? Кто он такой? Аштон? Ашок? Кто из них – он? От каких двух своих «я» он может отказаться? Или ему навсегда суждено остаться сочетанием всех трех, соединенных между собой, как… «сиамская тройня»?