Наталия Костина - Только ты

– Давай по домам, десятый час уже. Там тебя этот твой ждет, – Сашка кивнул на дверь. – Мищенко.

– Ничего, подождет… – просипела она, массируя висок, в который уже даже не стреляли, а непрерывно вгрызались буром.

– Ты что, до утра намерена здесь сидеть? У меня через два дня Дашка с девчонками возвращается, нужно порядок в квартире навести. А то, честно говоря, как она уехала, так я ни разу полы не мыл. Почти два месяца. Дашка меня убьет, если эту антисанитарию увидит!

Лешка ждал ее на ступеньках крыльца, задумчиво созерцая ночное небо с тонким серпиком луны и высыпавшие как на праздник звезды. Все это так потрясающе смотрелось на сине-фиолетовом ночном фоне, что даже она остановилась, пораженная зрелищем. А еще отсюда были видны здания исторического центра, на которые недавно установили подсветку, и это тоже было здорово. Как красиво, оказывается, бывает даже здесь, в сутолоке города, у самой работы! Пройтись бы вечером не спеша по улицам… полюбоваться деревьями в гирляндах крохотных лампочек, затейливыми неоновыми вывесками и просто посмотреть на людей, таких разных и непохожих друг на друга…

Но у нее всегда работа. Она никогда ничего не видит и не замечает, кроме своей бесконечной работы, а ведь такое зрелище, как закат, происходит каждый день! Если бы у нее было меньше дел, она смотрела бы на закаты, восходы, желтые листья, которые скоро совсем опадут с деревьев, а она этого и не заметит… Поехать бы в лес… нет, не в тот проклятый парк, где они все время находят несчастных женщин, а в настоящий лес, с грибами. Она не умеет их искать, но она бы просто ходила, шурша листвой, и смотрела… и ничего не делала… наверное, как раз это и называется старинным словом «отдохновение». Может быть, если бы ей предложили такую простую и спокойную жизнь, она даже бы стала писать стихи, как Сашкина Дашка… Но она не умеет писать стихов. Она умеет только делать свою работу – и, кажется, больше ничего.

– Так о чем ты хотел поговорить? – спросила она, и Лешка оторвался от волшебного видения:

– А… привет. Да, поговорить. У меня тут возникли кое-какие мысли… Где бы нам сесть, чтобы никто не мешал?

– В кабинет обратно не пойду, – предупредила Катя. – В ресторан тоже. Можешь даже не предлагать. Устала до чертиков, хочу пойти домой и лечь спать.

– Я тоже устал, – буркнул Мищенко. – Однако же целый час тебя здесь дожидался! Даже больше… А мог бы спокойно поужинать и сейчас у себя в номере телевизор смотреть!

Кате стало стыдно.

– Так ты по работе? – спросила она.

– По ней, любимой.

– Может, по дороге поговорим?

– Это ты в кабинете весь день сидела, а я сегодня столько километров отмотал, что идти к тебе пешком у меня сил нет. Метро отпадает, там толком не поговоришь. Да и ехать к тебе всего две остановки. Жаль, трамвай по Пушкинской уже не ходит…

– Пошли в сквер, посидим на лавочке. Вечера еще теплые.

– Может, ты есть хочешь? – спросил он таким заботливым тоном, что у Кати внезапно проснулась совесть: что ж она мучает-то его? Да, а если не мучить, что с ним еще прикажете делать? Не заводить же с ним опять роман! Как говорится, снова здорово!

– Хочешь мороженого? «Каштан» в шоколаде?

Надо же, он помнит ее вкусы! Холодное, заиндевевшее мороженое с хрустящим, ломающимся под зубами шоколадом… Рот у Кати наполнился слюной. Она сглотнула и сказала:

– Хочу!

– Стой здесь, я быстро!

– Ладно, не бегай, сейчас по дороге купим.

– Нет, я знаю, где рядом есть.

Действительно, он вернулся очень быстро, неся в пакете четыре «Каштана»:

– По два каждому. Я же помню, как ты его любишь. Можешь даже три съесть.

Он заботливо раскрыл мороженое, забрал ее тяжелую сумку, в которую она сегодня натолкала неизвестно чего.

– Осторожно…

Ну зачем, спрашивается, надевать на работу такие каблуки? Кто ее там увидит? Тот же Лешка? Очень надо… Добро бы еще тротуары в городе были как тротуары – а то яма на яме. Вот для кого она сегодня так вырядилась? Просто красавица! – она ядовито хмыкнула… мысленно, конечно. Но от сарказма, направленного исключительно на собственную личность, не исчезли ни облегающая юбка с разрезом, ни элегантный твидовый пиджачок. Да, она сегодня даже подаренный Натальей черный жемчуг на шею нацепила. Для кого, спрашивается? Для престарелого лектора с курсов, у которого плюс восемь? Или для Бухина, который сидит рядом, но в упор ничего не видит, кроме бесконечных столбцов статистики? Или же ей все-таки хочется нравиться? Кому? Уж не идущему ли с ней рядом Лешке Мищенко? Которого она утром, на курсах, так и не увидела? Хотя вертела во все стороны головой, удивляясь, почему он не пришел и не сел, как она уже привыкла, с ней рядом. Выходит, она хочет нравиться именно ему: предателю, негодяю, который так некрасиво с ней поступил… и подарил ей злосчастный букет, с которого все и началось! И каждый день он таскает для нее маленькие презенты: вчера это было огромное бокастое красное яблоко, которое даже есть жалко было, позавчера – удобный блокнот для записей по новому предмету… и так каждый день. И она уже к этому привыкла и воспринимает как должное – и сегодняшнее мороженое тоже! И даже сумку ему безропотно отдала…

Ладно, допустим, он негодяй, а его подарки она берет исключительно затем, чтобы в один прекрасный момент его продинамить! Прям со свистом! Ух ты, а быть стервой, оказывается, очень приятно! И каблуки, жемчуг, и «Каштан», который она сейчас благосклонно приняла и ест, – все это замечательно вписывается в ее новое амплуа под названием «стерва на работе, дома и в быту». А этот ничего не подозревающий дурачок, помнящий ее тонкой, ранимой девочкой, идет рядом и заглядывает ей в глаза. Когда тебе плохо, одиноко и грустно – самое время стать стервой. Ну, или хотя бы поиграть в нее. Хотя это и не совсем честная игра. «Из области бессознательного», как сказал бы их штатный психолог – да, именно из этой области. Вот на бессознательное и спишем. Потому что если ты ведешь такую игру сознательно, это еще и очень стыдно.

– Осторожно… – повторил он, когда она во второй раз зацепилась каблуком за выбоину. И взял ее под руку.

Катя не возражала. Во-первых, идти, когда тебя одолевают мысли, и иметь рядом надежную опору, было куда удобнее. Во-вторых, он для нее был… ну не мужчина, это точно. Так… поручень в троллейбусе. А в-третьих, призналась она себе, ей очень хотелось, чтобы сейчас хоть кто-нибудь был рядом. Ей надоели одинокие пустые вечера, пустой дом, пустая постель… Стоп, стоп… так можно зайти слишком далеко!

– Слушай, прохладно стало… – она поежилась в своем слишком легком для середины октября костюмчике. Да, осень вступала в свои права, и вечер уже не казался ей таким теплым, как полчаса назад. – Давай все-таки подъедем, а потом посидим у меня?