Наталия Костина - Только ты

– Ты думаешь, она мне откажет? – испугался он.

– Ну, если узнает, что ты с Кирой…

– Надеюсь, не узнает, – быстро сказал Лысенко. – Если Кирюха сама не проболтается! А с ней я уже провел разъяснительную беседу. И вообще, сыпи не было, температура не поднималась, живот тоже не болел… Да, кстати, напомни мне, пожалуйста, что сегодня мне нужно уйти с работы никак не позже пяти часов. Не хочу, чтобы она одна в группе оставалась. Ей это не нравится.

Загадочное сообщение никак не подвергалось дешифровке, и поэтому Катя спросила прямо:

– Кто в какой группе не должен оставаться?

– Кирка. Она не любит оставаться одна.

– А в какой она группе?

Лысенко задумался:

– Ну… в младшей, наверное. Читать они еще не учатся, но знаешь, она уже все буквы знает!

– Так сколько твоей Кире лет? – спросила Катя, заранее радуясь ответу, – кажется, хоть в этой головоломке все фрагменты встали на свои места.

– Почти четыре. Ну, на вид меньше, она у меня мелкая… Такая кроха, представляешь, что в зоопарке едва между прутьями не пролезла. Чуть в клетку к этим самым не влезла… как их… лохматые такие…

– Страусы, – подсказала Катя.

Настроение у нее стремительно улучшалось. Она умела и сопереживать, и радоваться чужому счастью.

– Ну какие страусы… здоровые такие!

– Слоны.

– Ты издеваешься надо мной, что ли? Лохматые слоны!

– Лохматые слоны – это мамонты, да?

– Кать, ну какие мамонты! Они вымерли давным-давно! Коровы такие!

– Лохматые? – с сомнением спросила она. – Ты, наверное, верблюдов имел в виду.

– Да что я, верблюда от коровы отличить не могу? – обиделся майор. – Верблюд с горбом, а эти с рогами!

– Верблюды с рогами? – Катя хихикала и веселилась уже вовсю.

Тут явился обиженный Бухин и узрел на своем месте Лысенко с родной чашкой в руках.

– Саня, скажи ей, что верблюды с рогами не бывают!

Сашка буркнул что-то невразумительное, вытащил из-под лысенковского локтя какие-то бумажки и снова ушел.

– Яки! – вспомнил наконец тот. – Яки это были. Ну, здоровые! А она у меня малявка!

– А Лиля? – спросила Катя.

– А что – Лиля? – не понял майор. – Лиля нормальная. Среднего роста. Наверное, Кирка еще подрастет, я думаю. А Лиля улетела во Франкфурт.

– Насовсем? – поинтересовалась она.

– Катька, да ты что, прикалываешься с похмелов, что ли?

– Обычно от тебя девушки улетают насовсем, – пояснила она.

– Типун тебе на язык, – испугался Лысенко. – Она со своим начальником улетела. То есть с начальником у нее ничего серьезного нет, – тут же кинулся пояснять он, предчувствуя очередное колкое замечание. – Я сам проверял! Ну а я с Кирюхой остался. Сегодня нужно не забыть ее вовремя забрать.

– Ты напоминалку себе напиши крупно и на дверь прилепи, – посоветовала Катя.

– А если я не в кабинете буду?

– Если ты не в кабинете будешь, то будильник поставь на полпятого!

– Я мобильник обычно отключаю, чтобы мне по поводу индюков не трезвонили каждую минуту! – раздраженно пояснил Лысенко. – Какой-то дурак придумал, что индюшки нежнее, так теперь все звонят и требуют, чтобы им индюшку, а не индюка… я Борьку убью, чес-слово… Это он затеял всю эту индюшиную аферу! Да, так как же мне про садик-то не забыть, а?!

– Ладно, я сама тебе позвоню. В половине пятого. И напомню.

– А если ты вдруг забудешь?

– Я не забуду! – рявкнула Катя. – Смотри, пишу: «В половине пятого позвонить Лысенко!» Крупно пишу. На дверь вешаю. Я сегодня даже на курсы не иду! Потому что работы валом!

Курсы Катя решила прогулять совсем по другой причине: она просто не могла видеть Мищенко. Однако и на работе ей сидеть не пришлось: через полчаса вся следственная группа срочно выехала на новое место преступления. В этот раз маньяк убил свою жертву прямо на центральной аллее. Мертвая девушка сидела на скамейке, а букет из девяти темно-красных роз с осыпающейся позолотой лежал у нее на коленях.

– Рита, через неделю приедет важняк из Киева, подготовь все документы по маньяку, чтобы он мог в них разобраться, – велел начальник.

– Это что, от дела меня отстраняете, так понимать? – спросила следователь, тяжело сверля взглядом главу прокуратуры.

Характер у Риты Сорокиной был, что называется, не сахар, хотя дело свое она знала как никто. Ну не оправдываться же сейчас, не объяснять ей, что лично он был за нее горой, но в столице решили по-другому.

– Рита, никто тебя не отстраняет. Будешь работать по маньяку, как и раньше. Мы тебя даже максимально освободим, лишние дела заберем, чтоб не мешали, разбросаем по другим. Все ж только к лучшему. В вашей группе будет еще один человек, только и всего…

Однако подчиненная, вызванная им для щекотливой беседы, была женщиной, и не просто женщиной, а следователем. И не просто следователем, а важняком с профессиональными амбициями.

– Да пускай хоть по сто человек каждый день присылают! – горячо пожелала она. – Самолетом! Дирижаблем! Стратегическим бомбардировщиком! Ракетой земля – воздух и воздух – гребаная земля! А также гребаная земля – столица и обратно с дозаправкой в Дергачах! Но пока эта гадина на чем-нибудь не проколется, мы его не найдем! И если в Киеве моей работой недовольны…

Далее начальнику пришлось подробно выслушать все, что накопилось в душе у следователя по особо тяжким Сорокиной, а накопилось у нее через край. Кроме прочего, прокурорская дама была крайне самолюбива, и, получив такой удар по профессиональному реноме, она просто не могла сдержаться. Не могла, и все. Негатив нужно было выплеснуть.

Вылетев из кабинета начальства, десятибалльный тайфун с нежным именем Маргарита промчался по непосредственным подчиненным, неся, как любой ураган, беды и разрушения. И, разумеется, все сестры сразу получили по серьгам. Особенно досталось ни в чем не повинной практикантке Марине, которая покинула сорокинский кабинет вся в слезах. Далее разгневанной стихии подвернулся под руку Банников, который уж совсем не вовремя явился сюда с инспекцией. Вернувшемуся на днях из Киева подполковнику досталось в столице куда больнее, чем сейчас пыталась сделать его непосредственная подчиненная, но сопротивляться, ввиду богатого опыта, Банников не стал.

– Я уже два года без отпуска! – трясясь и брызгая слюной, орала на всю прокуратуру следователь. – Пашу, как невменяемая! А вам все мало! Нет, всех собак теперь на меня повесьте! И бешеных тоже!!

– Рита, – пытался урезонить ее Банников, – ты послушай… да не кричи так… да я же слова вставить не могу! Тебе ж легче будет! Пусть он будет главный! Он будет за все отвечать! На него все шишки пусть и валятся!

Но Сорокина желала выплеснуть адреналин, и никакие резоны на нее не действовали.