Наталия Костина - Только ты

«Похоже, она ко мне неравнодушна… пригласить ее куда-нибудь, что ли? А то в этой гостинице от скуки сдохнуть можно…»

– Чего ты все время лыбишься?! – налетела на практикантку начальница. – На журналюг работаешь? Так ты им сто лет в обед не нужна! Им разнюхать бы чего не надо, чтобы дешевых сенсаций тиснуть в своей газетенке… Эй, не заходите за ограждение! – завопила она. – И камеры уберите! Нечего здесь снимать!

– Действительно нечего… вот если бы вы, Маргарита Пална, не настояли на освобождении Зозули из-под стражи, этого кошмара на улице Вязов не случилось бы снова! И снимать точно было бы нечего! И писать не о чем! А так они в своем праве. У нас пока еще свобода слова. И печати.

– А также тайна следствия! – отрезала Сорокина. – Так что, если вы тут главный, запретите им снимать!

– Ну, какой же я главный? – иронически поднял бровь Сергей Нахапетов. – Главный у нас Николай Николаич… И если он не запрещает снимать, значит, можно! А я – просто ваш коллега… Готово, Мариночка?

– Да, конечно… – Марина от быстрого бега раскраснелась, глаза у нее блестели, ямочки на щеках также выглядели весьма аппетитно. Следователь даже забыл о трупе блондинки, который обнаружили здесь, рядом, несколько часов назад. Ну, обнаружили. Ну и что? Труп увезли уже, а он вполне живой человек. И практикантка эта ему симпатизирует… так почему бы не воспользоваться случаем?

– Вы вечером что делаете, Мариночка? – понизив голос до шепота, интимно спросил он девушку на ушко.

– А вечером я свободна…

– Может быть, посидим где-нибудь? Потанцуем… Я вас потом и домой провожу. Вы где живете?

– Я? На Павловом Поле… А вы где остановились, Сергей Петрович?

– В гостинице «Мир».

– Так это же совсем рядом! – просияла Марина.

– Знаете, вечерами так одиноко… В карты я не играю, водки не пью, как некоторые… В соседнем номере наш Алексей живет, но его вечерами никогда нет, даже словом перемолвиться не с кем! Господин Банников тоже неразговорчив, и как не зайдешь к нему – он все делами занимается. А от дел и отдохнуть когда-то нужно, правда? Так что, составите мне компанию? Я города совсем не знаю – куда пойти можно, чтобы прилично…

«…и недорого, и не шляться по городу зря, потому как все есть в той же гостинице: и бар, и ресторан какой-никакой, и народу вечно командированного навалом, так что вряд ли кого знакомого встретит, потому как Банников «все делами занимается», а Мищенко вечно крутится возле этой Скрипковской, но она с ним «в номера» не ходит – у нее своя хата есть», – мысленно закончила за своего новоявленного кавалера фразу практикантка. Конечно, раньше она бы больше обрадовалась приглашению, исходящему от того же Леши Мищенко, – но кто такой Мищенко и кто такой Нахапетов? Мищенко, по сути, такой же практикант, как и она сама. А Нахапетов – все-таки столичная штучка, и рангом куда выше Мищенко! Хотя тот, как ни крути, намного привлекательнее: косая сажень в плечах, высокий, с густыми русыми волосами и таким открытым, приятным лицом, что Марина каждый раз помимо воли на него заглядывалась.

– Так что, встретимся часиков в семь?

– Лучше в восемь. Меня Маргарита Пална иногда до самой ночи работать заставляет…

Вчера у Тима был день рождения, а она даже не позвонила. И он ей не позвонил. Хотя она, вопреки всем законам логики, ждала его звонка. Не потому, что хотела видеть его: теперь она даже не знала, хочет ли она этого? После того кошмара, который случился с ней у Натальи, прошло уже две недели, а она до сих пор ощущала на себе чужие руки, губы… и ходила как потерянная. И постоянно чувствовала волнами накатывавшее омерзение – к себе, к Лешке, вообще к жизни, где люди могут вот так поступать… и, прежде всего, она сама.

Во всем, что произошло и с Тимом, и с Лешкой, сейчас Катя винила главным образом себя. Если с тобой так поступают – значит, ты вела себя соответствующе. Создала предлог. Спровоцировала. Позволила. Подставила правую щеку, а затем, как полная идиотка, – левую. И неважно, что какая-то там книга, которой две тысячи лет, говорит, что так и нужно. Кому нужно? Ей? О господи, как же все запуталось. Окончательно. Отвратительно. К психологу ей сходить с этим, что ли? Потому что в таком состоянии ни жить, ни нормально работать она не могла. К тому же теперь она панически боится еще и того, что Тим каким-то образом узнает о том, что она приняла Лешку Мищенко за него. Хотя как Тим мог это узнать и, главное, от кого – для нее было загадкой. Ведь она даже Наталье не открыла всех подробностей этой истории. Несколько раз была на грани того, чтобы попросить у подруги совета – но для этого нужно было бы рассказать все … и она не смогла. Язык не повернулся. И если обо всем этом до сих пор знали только двое – она и Лешка Мищенко, то каким образом это могло дойти до Тима? Не Лешка же станет откровенничать перед Тимом о том, что случилось ночью между ними в гостях у Антипенко?!

Подарок для Тима она все же купила… и зачем, спрашивается? Чтобы он теперь вот так лежал, мозолил глаза? Еще вчера она достала его из пакета и развесила на спинке стула – дорогой и неброский кашемировый свитер любимого Тимом цвета кофе с молоком. У нее дома не осталось ни одной вещи Тимура: она так скрупулезно собрала все, что принадлежало ему, что постоянно жалела об этом. Ну что ей стоило случайно – да пусть и не случайно! – оставить какую-нибудь его футболку? Он, наверное, и не заметил бы… Раньше ей казалось, что будет легче, если ничего не будет напоминать о Тиме, но теперь она так отчаянно нуждалась в его поддержке… обществе… присутствии… И этот новенький, еще не имеющий никакого запаха, кроме слабого аромата шерсти и бумаги от магазинной упаковки, свитер каким-то необъяснимым образом давал понять, что между ними, может быть, еще не все кончено. Мягкий свитер благородного коричневого оттенка, который пока не принадлежал ему, и неизвестно даже, захочет ли Тим принять его… и сможет ли она сама когда-нибудь ему его подарить?

Звонок в дверь прозвучал резко и неожиданно. Катя вздрогнула, а сердце ее гулко и болезненно стукнуло. Она не успела задать себе вопрос, как тут же получила ответ: так поздно мог прийти только Тим! Он услышал, он понял, и он приехал к ней! Не спрашивая кто, она быстро отодвинула язычок замка и… не смогла проронить ни звука. Молчал и он – тот, которого она снова, опять – да что же это такое – приняла за другого!!

Он придерживал створку двери, поэтому она и не смогла сразу ее захлопнуть. Кроме того, руки у нее почему-то стали ватными и ноги тоже. Она тяжело сглотнула – смотреть ему в лицо почему-то не было никаких сил… боится она теперь его, что ли?!

– Уходи, – наконец проронила она низким тихим голосом. – Уходи…