Дин Кунц - Эшли Белл

– Дорогая, ты меня слышишь? Проснись ради своей мамы. Очнись и улыбнись мне и папе.

Сам не зная откуда, Мэрфи понимал, сколь бы иррационально это ни звучало, что, находясь в коме, его дочь пребывает в большей безопасности, чем если она очнется. Травмы на лице Биби, татуировка, такие же загадочные, как стигматы, вроде бы служили достаточными доводами против подобного хода мыслей, но интуиция подсказывала Мэрфи – все будет хорошо. Ему казалось, что в коме, как ни странно, заключается надежда Биби, и, пребывая в ней, она имеет шанс… На что? Победить рак? Глиоматоз головного мозга, от которого никто не излечивался? Мэрфи наблюдал, как под бледными веками быстро-быстро двигаются глазные яблоки. Он взглянул на пять мозговых волн, показывающих идеальную синхронность. Никто из врачей прежде такого не видел. Он подумал о том, какой же уникальной всегда была дочь. Теперь его отчаянное желание не казалось таким уж нерациональным.

– Этому не бывать, – повторила Биби.

Приложив ладонь ко лбу дочери, наполовину прикрытому электрошапочкой, Нэнси, кажется, вознамерилась во что бы то ни стало разбудить ее.

– Нет , – тихо, но с такой решимостью произнес Мэрфи, что испугал жену. – Нет, нет, детка. Пусть спит. Ей надо сейчас спать.

Нэнси посмотрела на мужа так, словно перед ней стоял король чудиков, шибзиков и лунатиков.

– Это не сон, Мэрфи. Это чертова кома, вызванная раком.

Указав рукой на экран с показателями мозговой активности дочери, Мэрфи промолвил:

– Не кома, а что-то другое.

Нэнси смотрела мимо него на дорогое дитя, затем перевела взгляд на мужа. Она увидела что-то в глазах, в выражении лица Мэрфи, что заставило ее замереть.

Румянец залил его щеки и даже лоб. Ему вдруг стало жарко. Такого он прежде не испытывал. Лицо Мэрфи покрыли капельки пота, пота благоговейного восторга, если таковой вообще существует на свете. Лицо мужчины должно было сейчас все сверкать от пота… глаза тоже…

Взглянув еще раз на дочь, Мэрфи произнес, стараясь успокоить жену:

– Она устоит на доске.

Они уселись в «хонду», оставленную в двадцати ярдах вверх по той улице, где стоял дом Соланж Сейнт-Круа. Пого сидел за рулем, Пэкс – рядом с ним на пассажирском сиденье. Пробиваясь сквозь отбрасываемые на машину тени, золотые монеты солнечного сияния дрожали на лобовом стекле.

– Елы-палы, Бэтмен! – воскликнул Пого. – Что бы она с нами сделала, если бы мы согласились пойти за ней на третий этаж?

– Думаю, моей подготовки в спецназе хватило бы, и я вышел бы из боя живым. А у тебя, мне говорили, сильный удар правой.

– Наполовину разбавленный виски… Ее мамаша, видно, с пеленок подливала ей в молоко это пойло.

Вглядываясь в тонированные стекла больших окон на фоне установленных рядами блоков из плитняка, Пэкстон задался вопросом: а не наблюдает ли сейчас профессорша за ними, облизывая губы так, словно кошка, слизывающая капельки сливок?

– Есть в ней все же кое-что приятное. Мне ее даже жаль, – сказал он.

– С чего бы это? – не согласился Пого.

– Она делает вид, что полностью распоряжается своей жизнью, но в глубине души знает – это не так. Ей хотелось иметь влияние в области литературы, но она получила лишь обычную грубую власть. Вместо того чтобы вести жизнь человека из этой сферы, она ездит по конференциям, симпозиумам, выступает на заседаниях комитетов, продвигает литературу, которая поднимает востребованную в обществе проблематику. Коктейль-приемы для нее превратились в паутину, где острословие вытеснило ум. Блоги завистников поливают ее грязью. Она считает себя свободной духом Холли Голайтли [93], однако с мозгами Джейн Остин [94]. Вот только беда в том, что в современных университетских кругах нет места свободным духом. Все там подчинено строгой морализации без тени радости бытия. Поэтому ей приходится жить двумя жизнями, вернее тремя, как я предполагаю… возможно, их даже четыре… В конечном счете оказывается, что нет большой радости в том, чтобы вместо одной быть несколькими Соланж Сейнт-Круа.

Пого глядел на него во все глаза.

– Что такое? – спросил у него Пэкс.

– Мне кажется, ты сейчас несешь полную околесицу.

– Я часто несу всякую чушь, – признал Пэкс.

Он взглянул на свои наручные часы, затем перевел взгляд на часы приборной доски. Его вновь посетило ощущение, будто у них остается катастрофически мало времени.

– Лучше поехали.

Пого завел мотор.

– Все, что мы с точностью можем сказать о профессорше: она выжила Бибс из университета и оскорбляла ее в супермаркете, называя почти нецензурными словами.

Пока «хонда» катила вниз к Коуст-хайвей и деловому сердцу Лагуна-Бич, Пэкстон заявил:

– Что ж, подведем сальдо… Значит, по какой-то неизвестной нам причине Капитан передал Биби листок, исписанный цитатами знаменитых людей, которые в один голос прославляют воображение.

– Да. И Бибс перечитывала его столько раз, что бумага просто на глазах рассыпается.

– Итак, Капитан умирает. Биби тогда было десять лет. Она очень переживала и начала писать рассказы о бездомном псе по кличке Джаспер.

– Она исписала не одну сотню страниц.

– Настает день, и пес по кличке Джаспер приходит к ней…

– А она прячет ото всех ошейник с его именем.

– Ты уверен, что Биби ни разу о нем не заикнулась?

– Ни разу, – твердо заявил Пого и свернул на север по Коуст-хайвей.

– В семнадцать лет она пишет о доме Сейнт-Круа…

– Это все глупая ложь. Биби не могла украсть где-то ключ и забраться в дом.

– Конечно, не могла, но, учитывая характер и психологию профессорши, поставив себя на ее место, я не могу не согласиться, что со своей точки зрения она абсолютно права… Как такое вообще возможно?

– Ну… она же Бибс…

– Я не Ватсон, а ты совсем не похож на Шерлока, – снова взглянув на свои часы «Джи-Шок», промолвил Пэкстон. – А ускориться нельзя?

Как обычно случается в этом месте Форист-авеню, движение транспорта застопорилось.

– Я бы поднажал, но у моей тачки нет телепорта, – сказал Пого.

– Извини. Просто мне кажется, у нас осталось немного времени, чтобы со всем разобраться.

– Я-то еду. Ладно. Однако куда нам теперь?

Переведя дух, Пэкс признался:

– Не знаю.

Биби остановила «хонду» на обочине автомагистрали. Девушка была уверена, почти уверена в том, что на данный момент она в машине одна.

Следует добраться до Сономир-вей и найти Эшли Белл, но прежде надо вернуть себе самообладание. Ее швыряет из одной крайности в другую, из одного кризиса в другой. Она позволяет событиям бить ее наотмашь со всех сторон. Она стала похожа на пинбол. Обстоятельства способны сломить волю кого угодно. Нет того, кто сможет стоять, расправив плечи, когда на него обрушилось цунами. Но с донным противотечением она, по крайней мере, вполне сможет справиться. Главное – держать голову над водой, пока волны схлынут, а потом плыть.