Дин Кунц - Эшли Белл

Мэрфи когда-то сказал жене, что, если девушка по-настоящему хорошенькая, мужчины сочтут ее большие зубы ужасно сексуальными. С тех пор Нэнси подозрительно относилась ко всем симпатичным женщинам в жизни мужа, если их зубы требовали усиленной работы дантиста. Мэрфи ни разу не видел Хизер. Нэнси помалкивала об этой особенности внешности парикмахерши. Мэрфи был ей верен… был и останется ей верным. Быть может, он не относится серьезно к тому, что Нэнси кастрирует его кусачками, как она когда-то ему обещала, но Мэрфи достаточно умен, чтобы понимать: последствия его неверности будут просто ужасными.

– Зажмурьтесь, – попросила Хизер.

Нэнси выполнила просьбу парикмахера. Послышался звук распыляемой жидкости. Аромат пенки для укладки волос. Окончательное высушивание струей воздуха из фена и работа расческой.

Когда все было окончено, уложенные волосы показались женщине такими же идеальными, как всегда. Хизер была очень талантливой парикмахершей. Она себя называла художником-модельером либо стилистом по прическам. На визитной карточке по-французски было написано coiffeuse [4]. Немного претенциозно, но вполне в духе Ньюпорт-Бич. В конечном счете Хизер вполне этого заслуживала.

Нэнси заплатила больше, чем полагалось. Она как раз заверяла свою coiffeuse в том, что в следующий раз обязательно принесет газеты и журналы с хорошими отзывами о «Лампе слепца» , когда ее речь перебил звонок мобильного телефона. Зазвучала старая песенка Бобби Мак-Феррина «Не волнуйся, будь счастлив». Взглянув, кто звонит, Нэнси приняла вызов.

– Да, Биби, дорогая.

Голос дочери прозвучал так, словно их разделяли невиданные, непреодолимые расстояния:

– Мам! Со мной что-то не так…

Биби сидела в кресле в гостиной. Сумочка – на коленях. С помощью позитивных мыслей девушка всячески старалась заглушить ощущение легкого покалывания во всем теле. Мать ворвалась в квартиру с таким видом, словно привела за собой целый штурмовой отряд спецназа, перед которым поставили задачу найти и обезвредить всех, кто одевается без должного вкуса. Нэнси выглядела сногсшибательно в черной спортивной куртке из тонкой, словно материя, кожи от «Санта-Крус», серовато-бежевой блузке с замысловатым узором от Луи Виттона, черных джинсах от «Мави» с аккуратными, искусно созданными в определенных местах потертостями и красно-черных кроссовках, фамилию дизайнера которых Биби не запомнила.

Сама она не разделяла одержимость матери модой, о чем свидетельствовали ее джинсы от малоизвестного производителя и футболка с длинными рукавами.

Пока Нэнси преодолевала расстояние до кресла, лился поток слов:

– Ты такая бледная! Вся посерела! Господи! Ты ужасно выглядишь!

– Не надо, мама. Я выгляжу нормально. Как раз это меня пугает больше, чем если бы я на самом деле вся посерела, а из глаз полилась бы кровь. Как можно выглядеть здоровой при таких симптомах?

– Я позвоню девять-один-один.

– Нет, не звони, – твердым голосом остановила ее дочь. – Я не собираюсь делать из себя посмешище. – Оттолкнувшись здоровой правой рукой, девушка поднялась из кресла. – Отвези меня в приемное отделение больницы для оказания первой помощи.

Нэнси смотрела на дочь с таким выражением, будто взирала на бедное израненное животное, сбитое машиной и лежащее на обочине дороги. На глазах у нее блестели слезы.

– Не смей, мама! Не плачь при мне, – сказала Биби, протянув руку к небольшому рюкзачку на веревочках, лежавшему возле кресла. – Там пижама, зубная щетка и все, что мне может понадобиться, если я буду вынуждена остаться в больнице на ночь. Ни за что не соглашусь надеть один из тех больничных халатов, что завязываются сзади и открывают попу при ходьбе.

– Я тебя очень люблю, – дрожащим, словно холодец, голосом произнесла Нэнси.

– Я тебя тоже люблю, мама, – двинувшись к двери, бросила на ходу Биби. – Пошли. Я не боюсь… не особо… Ты всегда говорила: «Чему быть, того не миновать». Как говорила, так и действуй. Пошли.

– Но, если у тебя был удар, надо позвонить девять-один-один. Каждая минута на счету.

– Не было у меня никакого удара.

Мать поспешила вперед, распахнула дверь, однако остановилась в проходе.

– По телефону ты сказала, что у тебя левая сторона парализована.

– Не парализована. Я ощущаю легкое покалывание… ну, словно пятьдесят мобильников приложили к моему телу, поставили на виброзвонок, а потом все одновременно включили. Левая рука не вполне меня слушается, а в остальном все в порядке.

– Но это похоже на последствия инсульта.

– Ничего подобного. Я говорю свободно, вижу четко. Голова не болит. Мысли ясные. И мне только двадцать два года, черт побери!

Выражение лица Нэнси смягчилось. Страх сменила озабоченность, когда она поняла, что, вместо того чтобы помогать дочери, пугает ее.

– Ладно. Ты права. Я тебя отвезу.

Квартиры на третьем этаже выходили на общий крытый балкон. Биби держалась правой рукой за ограждение, пока они шли к северному крылу балкона. День выдался приятно прохладным. Птицы радостно пели. Во дворе легкий бриз слегка шевелил листья пальм и папоротника. Призрачная серебристая рыбка от солнечных бликов то тут, то там возникала на водной глади бассейна. Эта повседневная картина показалась девушке необычайно прекрасной, куда прекраснее, чем в любой другой день ее жизни.

Когда они дошли до конца балкона, Нэнси спросила:

– Дорогая, ты уверена, что сможешь сама спуститься?

Открытая лестница была металлической со ступеньками, сделанными из гальки и бетона. Благодаря симметричности ступеней и той плавности, с которой они опускались вниз, лестница заслуживала звания произведения современной скульптуры. Прежде Биби не приходило в голову, что ступени можно сравнить с произведением искусства. Должно быть, риск никогда больше не увидеть их привел к резкому изменению ее взглядов на окружающее.

– Да, сумею, – нетерпеливо заверила мать Биби. – А вот спрыгивать со ступеньки на ступеньку я не смогу.

Она преодолевала спуск по лестнице без особых трудностей, хотя трижды ее левая нога не хотела с первого раза двигаться. Биби тогда приходилось тащить ее за собой.

На автостоянке они подошли к «БМВ» с тщеславным номерным знаком, сообщающим, что в машине ездит суперагент. Нэнси направилась вслед за дочерью к двери с пассажирской стороны, но затем вспомнила, что нянчиться с ней не стоит, поэтому поторопилась обойти вокруг автомобиля к водительской дверце.

Биби обнаружила, что сесть в салон машины не труднее, чем залезть в слегка качающуюся подвесную люльку на чертовом колесе, и почувствовала немалое облегчение.

Заведя двигатель, Нэнси сказала: