Джеймс Мик - Декрет о народной любви

— Позвольте проводить вас домой, — вызвался офицер.

Анна кивнула, кавалергард спешился и помог девушке занять место в седле. Села, свесив ноги набок, и офицер отвел под уздцы лошадь туда, где ждали товарищи, выведшие навстречу свободного скакуна.

Оглянувшись, девушка увидела, как стоявшие у ворот солдаты вместе с заводчиком и шофером поднимают авто, а двое рабочих, которые ни при каких обстоятельствах рабочими оказаться никак не могли, носками башмаков переворачивали убитых и рылись в карманах трупов; тронули зарубленного шашкой, перевернули, и внутренности вывалились на дорогу, а сидящие в седлах казаки собрались вокруг застреленного коня, и верещала женщина со знаменем, переставшая бороться. Волосы ее свисали до земли и казались еще светлее на фоне темной грязи.

— Отпустите женщину! — потребовала Анна.

— Да нича с ней не зделацца, — крикнули в ответ. — У атамана шесть своих дочерей! Погуторят трохи, делов-то. Завтрева забирайте!

Кавалергарды и Анна направились к городу вдоль дороги, что вела от реки. Проехали мимо крошечной церквушки с покосившимся куполом. Над куполом возвышался позолоченный крест. Щербатое строение из сухостоя напоминало поморскую часовню, построенную из плавника. Лишь один кавалергард, вступившийся за Анну офицер, скакавший рядом, поклонился и осенил себя крестным знамением, губы его прошептали молитву. Перекрестился дважды.

— Отчего только вы помолились, а товарищи ваши нет? — полюбопытствовала девушка.

— Оттого, что духом слепы. Для зрячей же души мир исполнен мрака, однако те, кому дано видеть, различат среди прочих добрые души, точно свечи в ночи. Зрячие замечают и свет, исходящий от дома Божьего, наподобие того, что присутствует здесь, свет, изливаемый вовне Господом, и сыном Его, и ангелами, и святыми великомучениками. Живущие в страхе Божьем, — спаситель Анны вновь перекрестился, — способны испить толику света, а возвращаясь во тьму, несут обретенный свет в себе и светят другим.

— Ваши речи не похожи на слова кавалергардов!

Спутник девушки рассмеялся:

— Не оттого ли, что все мы — гуляки да картежники? Однако… однако же девушкам не пристало заниматься фотографией! Зачем вы делали дагеротипные снимки?

— Потому что не владею даром слова.

Доехали до дома Анны, и девушка попросила позволения сделать снимок. Офицер кликнул товарищей, девушка обернулась и покачала головой. Нет, только с него одного.

Кавалергард спешился, встал рядом с конем, девушка сделала снимок.

Как же ей посчастливилось оказаться у завода, повстречать единственного в целом мире мужчину! Прочие — глиняные истуканы с шарнирными суставами, булавочными головками вместо глаз и мышцами вместо сердец. Только он настоящий! В тот день на ее глазах убили человека и бросили тело на земле. И остальные, они тоже были трупами, пусть и ходячими, разговаривающими. И жил только спаситель ее!

Кавалергард поклонился, устроился в седле и поскакал прочь, унося с собой нечто превосходящее все известные доселе радости, и только скрылся офицер, как накидка, наподобие той, что накрывает фотоаппарат, окутала каждую крупицу вселенской материи. Но частица нового знакомца осталась на дагеротипе. Девушка поспешила в дом: посмотреть.

В прихожей оказался толстяк, в толстой шинели и сапогах на толстой подошве. С Анной заговорила мать и еще какая-то фигура. Что-то взволнованно и шумно разъясняли. Ближе всех к аппарату, опаснее всего для снимков был толстяк. Анна обхватила камеру обеими руками, опустила голову, закрывая сокровище, и попятилась к дверям. Толстый человек проявил исключительную прыть: вцепился в камеру толстыми руками, потянул на себя. Устоять перед неодолимой силой было невозможно, и враг вырвал аппарат, еще несущий в себе тепло девичьего тела.

— О нет, — раздался еле различимый шум в горле Анны, в ушах зазвенело от ее же собственного крика, а мать и другая фигура держали за руки, не то оторвалась бы от пола на крыльях ярости и отгрызла толстяку его голову.

Толстяк унес аппарат на задворки, опустил на землю и, точно молотом, с одного удара разнес вдребезги.

— Милая, что же ты натворила? Где ты была с камерой? Тебя едва не арестовали! — Неистовство дочери привело мать в столь сильный ужас, что даже плакать родительница была не в силах.

Фигура оказалась городовым. Спросил, для чего юной особе одной ходить по городу с дагеротипной камерой, водить знакомства с наиподлейшим, наинижайшим, наинеблагонадежнейшим сбродом, да еще и делать с негодяев дагеротипные снимки без ведома властей? Да будет ей известно, лишь нечеловеческие усилия городового позволили заменить уничтожением аппарата арест, суд и, по всей видимости, ссылку.

Позднее, когда все улеглись спать, Анна вышла на темные задворки с фонарем. Четыре часа кряду разыскивала пластину, на которой запечатлелся образ кавалергарда. Так и не нашла. Зато отыскала задвижку камеры, отнесла к себе в кровать и всё держала при себе, поднимая металлический зрачок к лунному свету и то раскрывая, то закрывая лепестки объектива, так что между пальцев оказывался крошечным пятнышком световой сгусток, а в следующий миг — уже поверхность ночного светила во всей своей красе.

Спустя три года Анна вышла замуж за того самого кавалергарда. Праздничное застолье происходило на лугу, за городом, и офицеры демонстрировали гостям чудеса искусства верховой езды: на полном скаку подхватывали лежащие на земле дамские платки, скакали, встав в седле в полный рост, и рубили саблями арбузы на кольях.

Смеркалось. Полковник, под началом которого пребывал полк, обратился к невесте:

— Мадам, ваш муж — прирожденный наездник. Управляется с лошадью точно монгол, а их, как известно, пристегивают в люльке к седлу, прежде чем те начнут ходить. Саблей владеет лучше любого фехтовальщика. Воинство за ним пойдет. И тем не менее позвольте полюбопытствовать: не сможете ли вы убедить супруга сменить карьерное поприще? Столь обворожительной особе, как вы, без труда удастся настоять на своем. Мне бы хотелось, чтобы он воздержался от участия в военных действиях.

— Я не хочу, чтобы муж отправлялся воевать, — призналась Анна. — Однако же он лейб-гвардии офицер. Воин.

— Можно быть превосходным воином, однако же не выдержать испытания первой битвой, — сообщил полковник.

— Стало быть, вы думаете, будто мой муж — трус?!

— Нет, — поспешил разуверить ее военный. — Ваш супруг не таков. Необходимо недюжинное мужество, чтобы проявлять такое благочестие в обществе кавалергардов. Одно дело — вера, мы все христиане, но для благочестия требуется мужество. Его убеждения высмеивали. Некогда ваш муж отказался от участия в карточной игре — не оттого, что был стеснен в средствах, но потому, что полагал азартные игры грехом. Над ним посмеялись, он не стерпел. Отправил человека в лазарет. Знали ли вы об этом случае? Вряд ли.