Джеймс Мик - Декрет о народной любви
- Название:Декрет о народной любви
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Амфора
- Год:2006
- Город:СПб
- ISBN:5-367-00278-1
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Джеймс Мик - Декрет о народной любви краткое содержание
Роман «Декрет о народной любви» — это история, чем-то напоминающая легенду о далеком сибирском городке, который охватывает безумие абсолютной жертвенности или же безусловной влюбленности в любовь.
Сибирь. 1919 год. На задворках империи, раздробленной Гражданской войной, обосновалось разношерстное общество: представители малочисленной секты, уцелевшие солдаты Чешского легиона, оказавшегося на стороне проигравших последнее сражение белогвардейцев и отчаянно рвущегося домой, беглый каторжник и интересующаяся им молодая вдова кавалергарда. Рядовое, казалось бы, событие — смерть тунгусского шамана — ввергает городок в водоворот безумия, будь то абсолютная жертвенность или же безусловная влюбленность в Любовь.
Драматическая атмосфера книги и потрясающая реконструкция необычного периода российской истории… заставляют вспомнить о таких писателях, как Майн Рид и Пастернак.
OBSERVER
Прекрасный, грустный, исполненный надлома роман.
SPECTATOR
Джеймс Мик вошел в круг авторов, произведения которых известны читателям всего мира.
GARDIAN
Декрет о народной любви - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Катя тонко хохотнула.
— Прочитайте еще, — попросила девушка.
Самарин выполнил просьбу:
— «Революционер вступает в государственный…»
Выдыхая дым, Катя отстраненно продолжила:
— «Революционер вступает в государственный, сословный и так называемый образованный мир и живет в нем только с целью его полнейшего, скорейшего разрушения, — зачитывала девушка наизусть. — Он не революционер, если ему чего-нибудь жаль в этом мире. Если он может остановиться перед истреблением положения, отношения и какого-либо человека, принадлежащего к этому миру, в котором все и вся должны быть ему равно ненавистны. Тем хуже для него, если у него есть в мире родственные, дружеские или любовные отношения: он не революционер, если они могут остановить его руку». Вот. Теперь, если вы провокатор, можете доносить.
— Я вовсе не провокатор, — заверил Самарин. Затем, сложив брошюру на колене, похлопал по книжице: — Разве не мог я вместе со стихами потерять и нелегальную литературу? Вы выучили «Катехизис революционера» наизусть… Умно. — Молодой человек чуть опустил голову и скривил рот в натянутой улыбке. Вышло похоже на гримасу.
Катя кинула докуренную папиросу в траву и слегка наклонилась всем телом вперед, отметив на лице собеседника выражение сомнения — выражение, прежде ею не виденное.
Самарин слегка отвернулся, Катя приблизилась, молодой человек отпрянул в сторону, девушка — следом, на миг Кирилл почувствовал на своей щеке дыхание Кати, затем встал во весь рост и огляделся.
Девушка издала еле слышный звук, в котором одновременно слышались и насмешка, и удивление, и понимание. Положила руку на плечо Кириллу, и тот вновь сел рядом с нею, почти вплотную, глядя в глаза, на расстоянии столь близком, что молодые люди различали и радужки, и черные колодцы чужих зрачков, гадая, какой смысл таит взор другого.
— Странно, — призналась Катя, — словно на мгновение мне открылось ваше истинное лицо. — Голос Орловой звучал так, точно говорил близкий Самарину человек: не шепотом, но томным, расслабленным бормотаньем, хрипловатым мурлыканьем. Пальцем Самарин провел по еле заметному шраму на верхней губе.
— Отчего так нестерпимо? — спросил Самарин вслух.
— Что именно? — уточнила Катя.
— Видеть, чем глядит на тебя другой, — объяснил Самарин.
— Если нестерпимо, то не стоит терпеть, — обронила Орлова.
— Не буду, — пообещал Самарин.
Их губы соприкоснулись. Глаза закрылись, руки сомкнулись в объятиях. Чем с большим неистовством целовались, тем с большей страстью, точно обманывая врага в поединке, шарили по спинам ладони. И едва не дошло до насилия, до зубов, до крови, но тут Кирилла и Катю окликнули издалека, и девушка оттолкнула Самарина. Оба уселись, глядя друг на друга, часто дыша, отчужденные, будто морфинисты, пролившие бесценный раствор в стычке друг с другом.
— Вы должны уйти, — произнесла Катя. Кивком указала на брошюру: — Вот здесь. Помните вторую главу, пункт двадцать первый?
Самарин принялся было пролистывать брошюру, но не успел найти нужное место, как его опередила Катя. Девушка принялась читать, временами переводя дыхание:
— «Шестая и важная категория — женщины, которых должно разделить на три главных разряда. О дне — пустые, обессмысленные и бездушные, которыми можно пользоваться, как третьего и четвертою категориею мужчин. Другая — горячия, преданныя, способныя, но не наши, потому что не доработались еще до настоящего, бесфразного и фактического революционного понимания. Их должно употреблять, как мужчин пятой категории. Наконец, женщины совсем наши, то есть вполне посвященныя и принявшия всецело нашу программу. Они нам товарищи. Мы должны смотреть на них, как на драгоценнейшее сокровище наше, без помощи которых нам обойтись невозможно».
Прошло несколько месяцев, прежде чем Самарин встретился с Орловой вновь. Встреча произошла утром, на вокзале. Училище имело небогатую библиотеку, и время от времени власти отправляли из Пензы вагоны, заставленные книжными стеллажами и читальными столами, чтобы студенты имели доступ к сочинениям из той или иной отрасли. Все необходимые книги имелись у Кирилла дома, а в тот жаркий майский день, когда пришел состав с библиотекой, молодой человек прогуливался.
Катя прошла в белом платье, без шляпки, с большой полупустою котомкой для книг. Бледная кожа загорела, девушка похудела и выглядела гораздо более встревоженной, чем обыкновенно. Судя по внешности, недосыпала.
Дул горячий ветер, шелестела тополиная аллея за полустанком. Самарин окликнул Орлову, но она не обернулась. Вошла в вагон.
Молодой человек присел на вокзальную скамью прямо напротив передвижной библиотеки. В городе что-то горело, над крышами реял черный чад. Казалось, сильные порывы жаркого ветра непременно перейдут в ураган, но небо оставалось ясным, и лишь полз по нему дым. Со скамейки Кирилл наблюдал, как приходят и уходят студенты. Скамью затеняла вокзальная кровля, место оказалось защищенным от ветра, хотя черепица уже позвякивала.
Студенты передвигались в клубах пыли, щурились; женщины одной рукою сбирали подолы платьев, другой придерживали шляпки.
Самарин почувствовал: запахло гарью. Нанесло облака. Он наблюдал, как надвигаются густые тучи. Перрон опустел. В воздухе стоял неприятный запах пыли, дыма и озона. Потемнело. Небосвод навис низкой крышей. Из вагона выбежал последний студент. Самарин встал и окликнул его. Студент с поднятым воротником обежал вагон, пересек рельсы — и дальше, в поля. Лишь раз обернулся на бегу, посмотрел на Самарина. То была весть из будущего. Бегущему открылось нечто такое, чего не захотелось бы увидеть вновь; и он решил напоследок еще разок взглянуть в лицо Самарину, чтобы потом сказать: «В тот день я повстречал Самарина».
В передвижной библиотеке осталась лишь Катя. Самарии подошел к вагону. Читальня опустела, на столах не было книг, если не считать «Основ паровой механики» и сделанных рукой девушки заметок.
Орлова написала стихотворение. «И полюбила, как самоубийцы, гладь земли», — было записано почерком Кати. Ниже шли строки:
И примет почва, и обнимет, и уймется боль,
Но глубже дева упадет, несясь на дно в прыжке,
Разбившись оземь, погибая, миновав юдоль…
Самарин закрыл тетрадь, подошел к двери в комнату библиотекарши и прижал ухо к тёсу. Вагон так сильно скрипел на ветру, что ничего было не разобрать. То ли перешептывались за дверью, то ли гудел в древесных кронах ветер. Вихрь шуршал подхваченными песком и соломой по вагонным осям, точно под колесами копошилась крысиная стая.
Молодой человек отстранился от двери и услышал женский крик. Звук раздавался снаружи. Кирилл выбежал из читальни в клубы пыли, оглядел платформу. Никого. Услышал, как звонят в городе колокола пожарных. Вновь заголосила женщина, будто не от испуга или радости, но лишь чтобы издать клич, точно ворона иль волчица.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: