Элена Ферранте - История нового имени

Я должна признаться, например, что никогда не задумывалась над тем, что пришлось пережить Лиле. Поскольку она завладела Нино, поскольку, пользуясь своим тайным знанием, сумела забеременеть от него, а не от мужа, поскольку ради любви была готова на поступок, немыслимый в том мире, в котором мы выросли, — уйти от мужа, отказаться от едва достигнутого достатка, рисковать своей жизнью, жизнью любовника и еще нерожденного ребенка, — я считала, что она счастлива; счастлива тем бурным счастьем, какое мы видели на страницах романов и на экране кино, тем единственным счастьем, какое в то время казалось мне достойным внимания, — счастьем не супружества, но страсти, представлявшей собой дикую смесь добра и зла. Я была уверена, что Лила на него способна. В отличие от меня.

Но я ошибалась. Теперь мне придется вернуться немного назад, в тот день, когда Стефано заставил нас уехать с Искьи. Не успел паром отчалить от берега, как до Лилы дошло, что завтра утром она не встретит Нино на пляже, что она больше не будет с ним болтать и спорить, что они не будут шептать друг другу на ухо нежности, не будут вместе плавать, обниматься, целоваться и любить друг друга. Как только она осознала это, ее накрыло волной нестерпимой боли. За каких-нибудь несколько дней вся ее жизнь в обличье синьоры Карраччи — с ее истериками и депрессиями, хитроумными уловками, битвами и поиском союзников, скандалами с поставщиками, искусством обвешивать клиентов и усилиями заработать как можно больше денег — все это мгновенно утратило смысл. Единственным, кто оставался подлинным и реальным, был Нино и ее желание быть с ним. Она желала его днем и ночью; в постели она крепче прижималась к мужу, лишь бы хоть ненадолго забыть о нем. Но как раз в эти минуты потребность немедленно оказаться рядом с Нино становилась такой настоятельной, что она отталкивала Стефано как чужого, отодвигалась на край кровати, рыдая и изрыгая проклятья, или бежала в ванную и запиралась на ключ.

Поначалу она хотела сбежать ночью из дома и вернуться в Форио, но сообразила, что муж без труда ее найдет. Тогда она решила спросить у Альфонсо, не знает ли Мариза, когда в город вернется ее брат, но побоялась, что тот расскажет Стефано. Она нашла в телефонной книге номер семьи Сарраторе и позвонила. Ей ответил Донато. Лила представилась знакомой Нино, он что-то рявкнул и повесил трубку. В полном отчаянии она вернулась к идее побега и уже собиралась ее осуществить, как вдруг как-то днем в начале сентября Нино возник на пороге переполненной колбасной лавки, заросший бородой и в стельку пьяный.

Лила подскочила к Кармен, которая гнала этого явно ненормального бродягу вон.

«Я с ним сама разберусь», — крикнула она и потащила его за собой. Она действовала быстро и хладнокровно, уверенная, что Кармен Пелузо не узнала в бродяге сына Сарраторе, с которым они когда-то вместе ходили в начальную школу.

Со стороны казалось, что это прежняя Лила, способная справиться с любой проблемой. На самом деле у нее все плыло перед глазами. Полки, забитые товаром, исчезли; улица задрожала; светлые фасады новых домов растворились в пространстве. Но главное, она абсолютно не думала о том, что подвергает себя опасности. Нино, Нино, Нино… Ее переполняли радость и желание. Наконец-то он был здесь, и каждая черточка его лица говорила о том, что страдал и продолжает страдать, что он искал ее, желал ее — настолько, что попытался обнять и поцеловать прямо на улице.

Лила отвела его в свою квартиру, решив, что сейчас это самое надежное место.

Прохожие? Она их не замечала. Соседи? Какие соседи? Как только она закрыла за собой дверь, Нино набросился на нее и они занялись любовью. Она не чувствовала никаких угрызений совести. Ею владела одна потребность: прижаться к Нино и больше не отпускать его от себя. Эта потребность не ослабла, даже когда они насытились друг другом. Квартал, соседи, лавка, уличный шум, грохот железной дороги, Стефано, Кармен, которая ждала ее и, наверное, волновалась, — все это медленно проступало в ее сознании, и она понимала, что должна срочно разобраться со всеми этими вещами, пока они не превратились в препятствия и, перемешанные как попало, не обрушились на нее.

Нино упрекал ее за то, что она уехала, даже не предупредив его, он обнял ее и сказал, что они должны прямо сейчас уехать вместе, правда, он не знал куда. «Да, да, да!» — отвечала она, полностью разделяя с ним его безумие, но в то же время помня, что секунды бегут, складываясь в минуты, и каждая следующая увеличивает их риск быть застигнутыми. Лежа рядом с ним на полу, она смотрела на висевшую на потолке люстру, чувствуя исходящую от нее угрозу; если поначалу Лилу заботило одно: заполучить Нино, и будь что будет, то теперь она размышляла о том, как бы сохранить его при себе, чтобы люстра не сорвалась с потолка и не упала на них, а пол под ними не расступился, увлекая их в бездну.

— Уходи, — сказала она.

— Не уйду.

— Ты с ума сошел.

— Да.

— Прошу тебя, уходи!

Она еле-еле уговорила его уйти. Потом она выжидала, чутко приглядываясь и прислушиваясь к тому, что происходило вокруг. Вспомнит ли Кармен, с кем она ушла; начнутся ли пересуды среди соседей; не заявится ли из второй лавки Стефано, чтобы ее отметелить. Ничего из этого не случилось, и она вздохнула с облегчением. Она повысила Кармен жалованье, стала приветливой с мужем и изобретала все новые уловки, позволявшие ей тайком встречаться с Нино.

Поначалу самой серьезной проблемой оказались не соседские сплетни, а он, ее любимый. Он думал только о ней, о том, чтобы ее обнять, поцеловать, укусить и проникнуть в нее. Можно было подумать, он хочет прожить всю жизнь, не отрываясь от ее губ и от ее лона. Он не выносил расставания с ней, потому что боялся, что она снова исчезнет. Поэтому он глушил себя алкоголем, забросил учебу и курил сигарету за сигаретой. Для него во всем мире не существовало ничего, кроме их любви. Он не мог говорить ни о чем другом, кроме того, как любит ее и как страдает из-за того, что она продолжает жить с мужем.

— Я все ради тебя бросил, — твердил он, — а ты ради меня не хочешь сделать ничего.

— Хорошо, что ты предлагаешь? — спрашивала она.

Нино растерянно умолкал или впадал в ярость, как будто своими словами она наносила ему оскорбление.

— Ты больше меня не любишь! — восклицал он.

Но Лила любила его и хотела его снова и снова. Но она хотела не только его любить. Она требовала, чтобы он вернулся в университет и продолжал будить ее ум, как тогда на Искье. В ней вновь проснулась девочка-вундеркинд из начальной школы, заворожившая когда-то учительницу Оливьеро и написавшая «Голубую фею». Нино явился к ней в момент, когда она опустилась на самое дно бессмысленного существования, и вытащил ее на поверхность. Теперь эта возродившаяся девочка заставляла его учиться и учить ее, наделять силой, способной вымести из ее жизни синьору Карраччи. Понемногу ей это удалось.