Элена Ферранте - История нового имени

Захлопнув за собой дверь, она почувствовала себя невидимкой. Словно в окружении облака белого пара она с чемоданом в руке прошла через весь квартал, спустилась в метро и доехала до Флегрейских Полей. Ее не покидало ощущение, что позади она оставляет вязкое пространство, населенное бесформенными существами, а впереди ее ждет нечто ясное и четкое, благодаря чему она наконец-то сможет стать собой, ничего не ломая ни внутри себя, ни снаружи. Пустынными улочками она добралась до нужного места, втащила чемодан на третий этаж скромного дома и попала в темную запущенную двухкомнатную квартиру, заставленную старой уродливой мебелью; из всех удобств здесь был только унитаз и маленькая раковина. Она сама все организовала: Нино готовился к экзаменам и работал над новой статьей для «Иль Маттино»; кроме того, ему надо было переделать предыдущую статью в эссе, от которого отказался «Кронаке меридионале», но которую согласились напечатать в журнале «Норд э суд». Лила сама осмотрела квартиру, сняла ее и внесла плату за три месяца вперед. Еще на пороге ее окатило волной счастья. Она сама удивилась, какое удовольствие доставила ей мысль, что она рассталась с человеком, который должен был навсегда стать частью ее жизни. Да, именно так она и написала: удовольствие. Она ни капли не жалела о том, что лишилась уютной квартиры, ее не смущал запах плесени, она не замечала, что в углу спальни на стене расплывается пятно сырости, а тусклый свет с трудом пробивается в окно; это жилье, снова вернувшее ее в знакомый с детства мир нищеты, вовсе не показалось ей отвратительным. Напротив, ей казалось, что некая волшебная сила перенесла ее из ужасного места, где она тяжко страдала, в новое, где ее ждало счастье. Я думаю, ее завораживала возможность стереть себя прежнюю вместе со всем, от чего ее мутило: бульваром, обувью, колбасными лавками, мужем, братьями Солара и пьяцца Мартири. Ее мутило от себя самой — замужней женщины, где-то потерявшей себя самое. Все, что она себе оставила, — это роль любовницы Нино. Он пришел вечером.

Он волновался, и это было заметно. Он обнял Лилу, поцеловал ее и растерянно огляделся по сторонам. Запер все окна и двери, точно боялся неожиданного вторжения. Они занялись любовью — впервые с ночи в Форио в настоящей кровати. Потом Нино встал и сел за книги, то и дело жалуясь на недостаток света. Лила тоже поднялась и стала по книге проверять, как он запомнил материал. Спать они легли в три часа ночи, выправив новую статью для «Иль Маттино», и заснули в объятьях друг друга. На улице хлестал дождь, оконные стекла дрожали от ветра, но Лила в этой чужой квартире чувствовала себя в безопасности. Тело Нино было таким новым, длинным, тонким, таким непохожим на тело Стефано. Ее возбуждал его запах. Ей казалось, что она впервые вышла из мира теней и попала в настоящую жизнь. Утром, едва спустив ноги с постели, она бросилась в туалет, где ее вывернуло. Дверь она закрыла, чтобы не разбудить Нино.

Их совместная жизнь продлилась двадцать три дня. С каждым часом Лила все отчетливее чувствовала облегчение оттого, что бросила прежнюю жизнь. Она не жалела о комфорте, полученном благодаря замужеству, не скучала по родителям, братьям и сестрам, по Рино и племяннику. Ее не волновало, что рано или поздно ее сбережения закончатся. Единственное, что имело для нее значение, — это то, что она засыпает и просыпается рядом с Нино, сидит возле него, когда он читает или пишет, и ведет с ним оживленные беседы, позволяющие ей блеснуть умом. По вечерам они куда-нибудь ходили: в кино, на презентацию новой книги или на политические дебаты и возвращались поздно вечером, пешком, несмотря на холод или дождь, шагая в обнимку и на ходу перешучиваясь или подкалывая друг друга.

Однажды они отправились на встречу с писателем и режиссером по фамилии Пазолини. Вокруг его работ кипели яростные споры; Нино его не любил и отговаривал Лилу идти: «Да он просто педик! И пишет про каких-то проституток!» Лучше остаться дома и позаниматься. Но Лиле было любопытно его послушать, и она настояла на своем. Встреча проходила в том самом зале, куда я когда-то водила Лилу на лекцию, рекомендованную профессором Галиани. Лила была в восторге и по окончании мероприятия потащила Нино к писателю, чтобы задать ему еще пару вопросов. Но Нино разнервничался и не пустил ее; особенно ему не понравилось, что на противоположном тротуаре выстроилась шеренга парней, выкрикивавших непристойности в адрес Пазолини. «Идем отсюда! — с тревогой сказал он. — Он мне омерзителен, как и эти фашисты». Но Лила выросла в квартале, где криками никого не напугаешь; когда Нино повлек ее за собой в боковую улочку, она со смехом вырвалась, а на непристойности отвечала такими же непристойностями.

Сдалась она лишь тогда, когда заметила среди крикунов, от слов уже переходивших к делу, Антонио. Глаза и зубы у него сверкали металлическим блеском, но, в отличие от остальных, он ничего не кричал и, как показалось Лиле, был слишком сосредоточен на махании кулаками, чтобы заметить ее. Тем не менее вечер был испорчен. На обратном пути они с Нино немного повздорили из-за Пазолини. Можно было подумать, они побывали в двух разных местах и слушали двух разных людей. Но дело было не только в этом. В тот вечер Нино вдруг принялся с ностальгией вспоминать долгий период их тайных пьянящих встреч в магазине на пьяцца Мартири; одновременно он почувствовал в Лиле нечто такое, что вызвало в нем смутное беспокойство. От нее не укрылось его недовольство, и, чтобы избежать лишних трений, она не стала говорить ему, что узнала среди уличных бузотеров своего старого знакомца, сына Мелины.

Но уже на следующий вечер, когда Лила предложила Нино куда-нибудь пойти, он заупрямился и сказал, что ему надо заниматься, что было правдой, но потом добавил, что ему не нравится, как Лила ведет себя на людях.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты привлекаешь к себе слишком много внимания.

— То есть?

— Ты вслух отпускаешь комментарии, — принялся он перечислять ее грехи. — Если тебя просят быть потише, ты огрызаешься. Ты раздражаешь лекторов неуместными вопросами. Это неприлично. Так никто себя не ведет.

Лила и без него знала, что так никто себя не ведет, но думала, что теперь, когда она с Нино, ей многое позволено, в том числе сократить дистанцию между собой и известными людьми и говорить с ними на равных. Разве в магазине «Солара» она не вела с ними умные беседы? Разве не один из ее покупателей помог Нино напечатать статью в «Иль Маттино»? Так в чем же дело? «Ты слишком скромничаешь, — ответила она. — Ты не понимаешь, что стоишь больше их всех и добьешься в жизни большего, чем все они вместе взятые». С этими словами она его поцеловала.