Элена Ферранте - История нового имени

В дверь позвонили.

Она подумала, что это Нино, и открыла. Это был Энцо. Она ему обрадовалась. Подумала, что он принес ей фруктов, как много лет назад, когда они были детьми и она победила его в состязании, устроенном директором и учительницей Оливьеро; он еще бросил в нее камень. Она засмеялась. Ее смех не понравился Энцо — в нем было что-то болезненное. Он вошел, но дверь за собой не закрыл, чтобы соседи не подумали, что Лила принимает мужчин, как какая-нибудь шлюха. Он огляделся, увидел, что Лила плохо выглядит, и, хотя он не заметил того, что было еще незаметно, — ее беременности, — понял, что ей и правда нужна помощь. Она еще не перестала смеяться, когда он заговорил своим серьезным и лишенным эмоций голосом:

— Собирайся, пойдем.

— Куда?

— К твоему мужу.

— Это он тебя прислал?

— Нет.

— А кто?

— Никто.

— Не пойду.

— Тогда я тоже останусь.

— Навсегда?

— Пока тебя не уговорю.

— А как же твоя работа?

— Плевать на работу.

— А Кармен?

— Ты важнее Кармен.

— Я ей это передам, и она тебя бросит.

— Я сам ей передам, я уже все решил.

С этой минуты он говорил тихо и равнодушно. Лила отвечала ему посмеиваясь, словно не воспринимала его слов всерьез, словно они в шутку болтали о людях и чувствах, которых давно не существовало. Энцо заметил это и на какое-то время умолк. Он обошел квартиру, нашел чемодан и принялся складывать в него вещи из шкафа и комода. Лила ему не мешала, как будто Энцо был не человеком из плоти и крови, а цветной фигуркой на телеэкране. Собрав чемодан, Энцо встал перед ней и произнес удивительную речь. Как всегда, он не повышал тона и взвешивал каждое слово.

— Лина, я люблю тебя с детства. Я никогда тебе этого не говорил, потому что ты очень красивая и очень умная, а я — уродливый коротышка и не стою твоего мизинца. Прошу тебя, возвращайся к мужу. Я не знаю и не хочу знать, почему ты решила от него уйти. Но я знаю, что ты не должна здесь оставаться. Тебе нельзя жить в такой помойке. Я провожу тебя до подъезда и подожду внизу: если он тебя хоть пальцем тронет, я ему шею сверну. Но он ничего тебе не сделает, он будет рад, что ты вернулась. Но давай договоримся: если у тебя не заладится с мужем, ты мне скажешь. Я тебя к нему привез, я же тебя от него и увезу. Согласна?

Лила перестала смеяться, сощурилась и впервые прислушалась к его словам. До этих пор ее отношения с Энцо сводились к нескольким случайным встречам, но в те редкие разы, когда я видела их вместе, я всегда испытывала изумление. Между ними как будто проскакивала какая-то невидимая искра, и это пошло еще с детства. Я думаю, что Лила доверяла Энцо и чувствовала, что на него можно положиться. Когда он взял ее чемодан и направился к все еще открытой двери, Лила с минуту поколебалась и последовала за ним.

Энцо и в самом деле весь вечер простоял под окнами квартиры Стефано, и, если бы Стефано поднял руку на жену, вполне вероятно, что Энцо его убил бы. Но Стефано не тронул ее и пальцем, напротив, встретил ее с улыбкой. В квартире царила идеальная чистота. Он вел себя так, будто жена и вправду ездила в Пизу, навещать меня, хотя никаких тому доказательств не было. Со своей стороны, Лила ни разу не сказала, что это так, и вообще не думала оправдываться. На следующее утро она нехотя призналась ему, что беременна. Он обрадовался, а когда она добавила: «Это не твой ребенок», — только рассмеялся. Она повторила это еще раз, и еще, и еще, все больше накаляясь и даже колотя его кулаками, но Стефано лишь крепче ее обнял, бормоча: «Ну все, Лина, хватит тебе, я так рад, так рад… Я знаю, что плохо с тобой обращался, но теперь с этим покончено, и ты тоже больше не говори таких глупостей». Его глаза наполнились слезами счастья.

Лила давно догадывалась, что люди прибегают к самообману для защиты от суровой реальности, но яростное упорство, с каким ее муж обманывал себя, поразило ее. Впрочем, переживания Стефано, как и ее собственные, больше ее не волновали, поэтому, еще несколько раз повторив бесцветным голосом: «Это не твой ребенок», оставила эту тему. Он оттягивает неприятный момент, рассуждала она, ну и ладно, в конце концов, это его дело: не хочет страдать сегодня, получит свое завтра.

Затем она перечислила свои требования. Она больше не желает работать — ни в магазине на пьяцца Мартири, ни в колбасной лавке; она никого не желает видеть — ни друзей, ни родственников и меньше всех — братьев Солара. Она хочет сидеть дома и выполнять обязанности жены и матери. Стефано согласился, уверенный, что через пару дней она передумает. Но Лила и в самом деле стала вести жизнь затворницы и не проявляла ни малейшего любопытства ни к делам мужа, брата и отца, ни к тому, как поживала ее родня и родня со стороны Стефано.

Пинучча два раза приходила к ней с сыном Фердинандо, которого все звали Дино, но Лила ей не открыла.

Однажды к ней явился крайне расстроенный Рино. Лила впустила его и внимательно выслушала. Он рассказал, что братья Солара злы на нее за то, что она бросила магазин и что обувь марки «Черулло» почти не продается, потому что Стефано думает только о себе и ничего не вкладывает в производство. Когда брат наконец умолк, она сказала: «Рино, ты старше меня, и ты взрослый человек, у тебя жена и сын, поэтому, сделай милость, живи своим умом и прекрати втягивать меня в свои проблемы». Рино обиделся и ушел, но перед уходом еще долго чуть не плача жаловался, что все вокруг богатеют, а он вот-вот потеряет и то немногое, что успел заработать, а все из-за сестры, которой плевать на семью и на то, что в ней течет кровь Черулло, и которая окончательно превратилась в Карраччи.

Даже Микеле Солара собственной персоной пытался нанести ей визит — в первые дни он являлся по два раза на дню, в часы, когда Стефано не было дома. Но Лила ему не открыла; она тихо, стараясь не дышать, сидела на кухне. Дошло до того, что Микеле, встав у нее под окнами, заорал на всю округу: «Ты кем себя возомнила, шлюха подзаборная? Мы с тобой договаривались, а ты меня кинула!»

Запрет на посещения не коснулся только Нунции и матери Стефано Марии, которые окружили Лилу трогательной заботой. Ее больше не рвало, но лицо оставалось сероватого оттенка. Ей казалось, что ее раздуло — не столько внешне, сколько изнутри, словно у нее распухли все органы тела. Ее не отпускало ощущение, что ребенок каждым своим дыханием надувает ей живот, все больше напоминающий пузырь. Ее преследовал давний детский страх, что ее разорвет изнутри и она разлетится на куски. Но потом она вдруг почувствовала, что уже любит это живущее в ней существо, этот нелепый комочек плоти, который в нужный момент выйдет из нее, словно выдернутая за нитку марионетка, и благодаря этому чувству немного пришла в себя. Напуганная собственным невежеством, чреватым ошибками, она принялась читать все, что смогла найти, о беременности, о том, что происходит у нее в животе, и о том, как следует вести себя во время родов. Все эти месяцы она почти не покидала квартиры, не покупала ни новой одежды себе, ни вещей в дом. По ее просьбе мать приносила ей по меньшей мере две газеты в день, а Альфонсо — свежие журналы. Других расходов она себе не позволяла. Как-то раз к ней пришла Кармен и попросила денег. Лила посоветовала ей обратиться к Стефано, потому что у нее не было ни гроша, и та ушла мрачнее тучи. Лилу вообще не интересовало теперь ничего, кроме ребенка.