Элена Ферранте - История нового имени

— Ты всегда была невоспитанной и такой и осталась.

— Да уж, со мной у вас ничего не вышло.

Синьора Оливьеро уставилась на Лилу, и та прочитала на ее лице беспокойство: неужели она и в самом деле ошиблась? Учительница вглядывалась в Лилу, пытаясь отыскать в ее глазах отблеск того недюжинного ума, какой заметила в ней в детстве. Ей страшно не хотелось признавать, что она ошиблась. Лила сосредоточилась на том, чтобы стереть с лица умное выражение: еще не хватало, чтобы старуха начала отчитывать ее за то, что она загубила свои таланты. Она как будто снова оказалась на экзамене и парадоксальным образом боялась, что сдаст его слишком хорошо. «Пусть думает, что я глупая, — твердила про себя Лила, чувствуя, как часто бьется сердце. — Пусть думает, что вся моя родня — дураки набитые, что дураками были все мои предки и такими же дураками будут мои потомки, включая Дженнаро». Потом ей это надоело, она бросила книгу в сумку, взялась за ручку коляски и пробормотала, что ей пора. Эта старая ведьма решила, что до сих пор может бить ее указкой! Лила пошла прочь, оставив в парке учительницу — вцепившуюся в набалдашник палки ссохшуюся старушку, пожираемую болезнью, но отказывающуюся ей сдаваться.

Лила была одержима идеей о том, что ее сын должен вырасти умным. Она не знала, что для этого нужно делать, и попросила Альфонсо навести справки в книжных магазинах. Он принес ей два толстых тома, которые она внимательнейшим образом изучила. В ее дневниках я нашла записи, свидетельствующие о том, каким образом она продиралась сквозь сложные тексты: ползла от страницы к странице, пока не теряла нить рассуждений и не поддавалась собственным мыслям; все же она принуждала себя и дальше скользить взглядом по строчкам и переворачивать страницы; в итоге у нее складывалось впечатление, что, несмотря на то что она поняла далеко не все, какие-то идеи у нее в голове застряли. После этого она перечитывала книгу, по ходу дела внося коррективы в ранее сложившиеся представления или уточняя детали. Разобравшись в книге, она откладывала ее и бралась за другую.

Возвращаясь с работы, муж видел, что есть дома нечего, а Лила играет с сыном в игры, изобретенные ею самой. Он негодовал, но она не обращала на это никакого внимания. Она вела себя так, словно жила в этой квартире одна с ребенком, а если и шла на кухню, чтобы что-то приготовить, то не потому, что этого требовал Стефано, а потому, что сама проголодалась.

В эти месяцы в их отношениях закончился период затишья, основанный на взаимной терпимости. Как-то вечером Стефано сказал ей, что она ему надоела, как и ребенок. В другой раз он заявил, что слишком рано женился, не понимая, что делает. Но когда в ответ на одно из подобных замечаний Лила сказала ему: «Я тоже не понимаю, что я здесь делаю. Я от тебя уйду, и сына заберу», он не крикнул ей: «Ну и убирайся!», а впал в ярость, чего с ним давненько не случалось, и избил жену на глазах у сидевшего на полу на расстеленном одеяле мальчика, который смотрел на нее, немного напуганный шумом. Лила повернулась к сыну, утирая капающую из носа кровь и, не слушая изрыгающего проклятья Стефано, сказала малышу на итальянском (она уже давно не говорила с ним на диалекте): «Папа шутит, это такая игра».

Не знаю почему, но в какой-то момент Лила согласилась сидеть и со своим племянником Фердинандо, которого все звали Дино. Не исключено, что ею двигала идея, что Дженнаро будет полезно общение с другими детьми. Возможно также, ей стало совестно оттого, что она так много занимается с сыном, и она решила уделить немного заботы и племяннику. Пинучча, которая продолжала считать сына живым воплощением своих жизненных неудач, беспрестанно на него орала. «А ну прекрати, кому я сказала! Заткнись! Чего тебе еще? Я от тебя с ума сойду!» — в таком духе она разговаривала с ребенком. Тем не менее она была против того, чтобы Лила брала мальчика к себе и позволяла ему играть с Дженнаро в какие-то непонятные игры. «Занимайся своим ребенком, а со своим я сама разберусь! — заявила она. — А еще лучше о муже позаботься, пока его не потеряла!» Но тут в дело вмешался Рино.

Для брата Лилы настали непростые времена. Он ссорился с отцом, который хотел закрыть фабрику, потому что ему надоело гнуть спину на Солара. Фернандо не понимал, что они должны развиваться, и оплакивал свою прежнюю скромную мастерскую. Рино собачился с Марчелло и Микеле, которые только посмеивались, не принимая его всерьез, а в случае денежных затруднений бежал за помощью к Стефано. Но с ним Рино тоже ругался, да еще как — каждый их разговор оборачивался шумным скандалом. Зять больше не давал ему ни гроша, и Рино подозревал, что тот снюхался с братьями Солара, готовый отдать им обувной бизнес. Он цапался с Пинуччей, которая обвиняла его в том, что он ее обманул, заставил поверить, что он ого-го, а сам оказался игрушкой в руках отца, Стефано, Марчелло и Микеле. Поняв, что Стефано зол на Лилу за то, что она слишком много возится с ребенком и пренебрегает обязанностями жены, а Пинучча не разрешает невестке брать племянника даже на час, Рино нарочно начал отводить Дино к Лиле. Работы на фабрике у него было все меньше, и Рино взял привычку по полдня торчать у сестры, наблюдая, как она играет с Дженнаро и Дино. Его поражало ее терпение и счастливые лица детей; дома его сын только и делал, что плакал или с видом побитого щенка сидел в манеже, а с Лилой он весело смеялся и расцветал прямо на глазах.

— Что ты такое с ними делаешь? — удивленно спрашивал он.

— Играю.

— Но мой парень и дома играет.

— Со мной он не только играет, но и учится.

— Зачем ты столько с ними возишься?

— Я читала, что все наши способности закладываются в первые годы жизни.

— И как мой, развивается?

— Сам видишь.

— Да, он, пожалуй, сообразительнее твоего.

— Мой просто младше.

— Как по-твоему, Дино умный?

— Все дети умные, надо только с ними заниматься.

— Правильно, Лина, занимайся с ним! И не бросай дело на полдороге, как ты привыкла. Пусть будет самым умным!

Но однажды вечером Стефано вернулся домой раньше обычного и в крайне дурном расположении духа. Увидев зятя, сидевшего на полу на кухне, он, вместо того чтобы, как обычно, скривиться и пробурчать, что дома бардак, а жена возится с детьми, вдруг заявил Рино, что ему надоело, что тот просиживает штаны в его квартире, пока фабрика катится к разорению, назвал его бездельником и добавил, что никому из Черулло нельзя верить. «Короче, проваливай, — заключил он, — не то получишь ногой под зад».

Разгорелся скандал. Лила закричала, что он не смеет так разговаривать с ее братом, а Рино высказал ему все, что о нем думал в последнее время, но держал при себе. Они крыли друг друга последними словами. Дети, оставленные без присмотра, принялись вырывать друг у друга игрушки и хныкать, особенно младший, Дженнаро, который был слабее Дино. У Рино на шее вздулись синие жилы, похожие на электрические провода, и он сказал Стефано, что легко строить из себя хозяина на деньги дона Акилле, который ограбил полквартала, а потом добавил: «Ты ничтожество, кусок говна. Твой отец хотя бы воровать умел, а ты даже на это не способен».