Константин Арбенин - Дон Гуан, как зеркало мировой революции

130. И я сказал ей так: « Лучше ночи с тобой может быть только жизнь с тобой.» Фраза, которая могла стать революцией, но осталась только литературой.

131. Почти все мои сновидения заканчиваются какой-нибудь литературной фразой, которая уже вроде, ко сну и не относится, а в явь явно не вписывается. Эти полусонные советы, правила, законы – именно они будят меня. Они же делят мою биографию на несколько чужих и перетасовывают многие жизни в одну судьбу.

132. Прошу обратить внимание, господа заседатели, на некоторые статистические выкладки. Средняя продолжительность моих жизней – тридцать пять лет. Процентное соотношение между насильственной смертью и самоубийством – шесть к одному. Естественная смерть отсутствует вовсе (не берем в расчет случай, когда я в сорокалетнем возрасте сошел с ума и практически покинул свое тело, хотя моя вдова еще десять лет ухаживала за ним самым обстоятельным образом). Мною написано восемнадцать автобиографий, средняя степень достоверности которых составляет 84,4%. Выдержки из некоторых поданы вам в письменном виде.

133. Что я больше всего ценю в людях? – Умение понимать намеки. Что я ценю выше этого? – Умение говорить прямо, без намеков.

134. Меня никогда не страшили отказы. Но я стал боятся твоего молчания. И тут ты сказала: «Думаешь, я не могу согласиться? А я – не могу отказаться.» И воск этих слов намертво закупорил мои уши.

135. И вновь на пятки наступает счастье.

136. Тот, у кого в голове мозг, – революционно мыслит; у кого – воск, – революционно действует… После ужина мы с товарищами разработали Свод Законов. Эти законы не нужно было исполнять, им не нужно было подчиняться, их не нужно было даже придерживаться; эти законы нужно было просто иметь в виду. А уж имея их в виду, можно было избежать некоторых ошибок… избежать ошибок мне не удалось, но законы и по сей день не дают мне покоя.

137. «Спасибо! – сказал я богу Саваофу и поклонился. – Теперь я не сомневаюсь, что передо мной Предобрейший! Доброта твоя не имеет границ, и подарки твои бесценны! Только бог может быть так милостив к человеку.» – «Не юродствуй! – пригрозил мне Саваоф. – Да, мое право – наказывать и отнимать. Для того, чтобы дарить и миловать, есть у меня брат – бог Люцифер. Повернись к нему своим лицом, возможно, он даст тебе что-нибудь в дорогу.» Тут увидел я, что в третьем кресле сидит еще один бог, как две капли воды похожий на первого. Должно быть, из-за такого сходства я принял его за отражение и поэтому не заметил раньше. И обратил я свое лицо к Люциферу.

138. Революция начинается с вызова своим привычкам, а кончается изменой собственным принципам. Это неумение чувствовать разницу между привычками, принципами, комплексами и суевериями есть психологический дальтонизм.

139. Принципы – это вредные привычки, от которых труднее всего отказаться.

140. Я ухожу от тебя ранним утром. Каждый раз все раньше и раньше. А прихожу (возвращаюсь?) все позже и позже. Можно представить, что однажды я приду так поздно, а уйду так рано, что время нашего свидания просто сойдет на нет. Но это – только умозрительное допущение, это – математика, физика, футурология – науки, не имеющие отношения к нашему с тобой действительному миру. Ибо, когда бы я ни приходил, когда бы я ни уходил, – в нашем распоряжении вечность. Жаль только, что нет ничего короче её.

141. Бывает, успевая, ты можешь потерять больше времени, чем опаздывая.

142. Я не могу позволить себе ждать и жалеть. Эта самая развращающая роскошь для того, кто претендует быть здесь и сейчас, ибо сожаление и ожидание -это категории прошлого и будущего, но никак не настоящего. Ибо в ожидании и в жалости человек одинаково слаб – слаб своим отсутствием. Ибо…

143. Я заметил: если в сновидении начинаешь чего-то ждать, то обязательно просыпаешься, так и не дождавшись желаемого. В жизни наоборот: начинаешь чего-то ждать – и засыпаешь.

144. То, что откладывается на завтра, не случается никогда (Закон Растраты Энергии).

145. Характерная черта этой книги: в ней только один отрицательный персонаж – я сам. Все остальные – положительные.

146. Кончилось время проклятий, настало время наставлений. И обратился ко мне бог Люцифер: «Я тоже тебе ничего не дам. Зато я оставлю тебе кое-что из того, что у тебя уже есть. Это и будет моим божественным даром тебе, неоднократно смертному. Я оставлю в твоих внутренних карманах три лучшие добродетели – желание любить, умение любить и возможность быть любимым. А теперь слушай самое главное, получеловек. Если ты правильно используешь эти подарки, то проклятия моего брата не станут для тебя фатальными. Если ты поймешь, что для тебя важнее всего, и среди сотни встречных женщин разглядишь одну – попутную, ты сам поднимешь над собой паруса счастья. Но помни: монету любви нельзя разменивать.»

147. Я всегда искал половину, а находи только четверть.

148. Сновидение. Завтрак перед моей казнью. В окно столовой я вижу дом, с крыши которого меня должны столкнуть согласно приговору. Казни можно еще избежать – отказаться от кое-каких убеждений. Но отказываться не хочется, никак не хочется! Я ем творог с изюмом и думаю о том, что прав в этой ситуации я, и, стало быть, на моей стороне справедливость. Рядом со мной за столом сидит Азриэль. «У меня еще есть один шанс, – говорю я ему, – ведь должен же победить здравый смысл!» – «Брось, – мой мрачный демон. – В здравый смысл верят только сумасшедшие.»

149. Накануне в мою камеру прилетели почтовые голуби. «Прививок от оспы больше не делают, – сообщили они, – болезнь побеждена…» Жаль, в твоем следующем воплощении одной маленькой прелестью на теле будет меньше.

150. Как только Люцифер договорил, в зал вошел лакей и доложил, что кушать подано. Обед был более чем скромен. Саваофу принесли виноградную гроздь, Люциферу – чашку бульона, мне же – малинового цвета пудинг и бокал пунцового вина. Я попробовал кусочек пудинга, запил вином – и почувствовал себя слабым и бесполезным. Божественные близнецы помахали мне ручками, и я стал засыпать, тяжелеть, приземляться… Кто-то из них шептал: «Различи… Отыщи… Десять…» Дальше пошли сновидения.

151. Что дала мне любовь? За какие-то два года превратила из революционера в стряпчего. Я отстал умственно и не преуспел нравственно. Мой и без того куцый род окончательно загнивает. То, что из себя прежнего я приберег на черный день, ужасно обижает тебя в дни светлые. Так чему же я так улыбаюсь, когда иду по улице и думаю о нас?

152. Трагедия Сократа в том, что он слишком сильно любил Ксантиппу.

153. Нет ничего необходимого. В принципе, в этом мире без всего можно обойтись. И если любовь – лишь страх пустоты, то стоит ли жить страхом?

154. Я не устал – просто вырос из собственного я. С каждым вдохом я заглатываю все меньше и меньше воздуха. Когда я передвигаюсь в пространстве, из меня высыпаются остатки неосуществленных замыслов. Я передумал столько, что мыслю исключительно цитатами из себя. Вечера мине приходится туго пеленать и складывать в бак с грязным бельем. По утрам я открываю холодильник, будто Америку, и мой холостяцкий омлет похож на карту черного полушария. Время меня не усыновило.