Бернгард Келлерман - Город Анатоль

Жак кланялся, улыбался, кокетливо показывая красивые белые зубы, и теперь весь Анатоль знал, что «молодой господин Грегор» вернулся на родину. Неподалеку от ратуши он свернул в переулок и вошел в ворота одного дома, из подвала которого доносился крепкий запах вина. Здесь жил его брат Рауль, адвокат и нотариус, и ему Жак всегда наносил первый визит. Жак слегка насвистывал, чтобы придать себе мужества. Этот первый визит к Раулю всегда был для Жака малоприятной обязанностью. Сейчас он, как водится, услышит, что опять истратил много денег, редко писал и вообще пора бы ему найти себе какое-нибудь солидное занятие. Рауль был педант, одним словом — придира. На много лет старше Жака, он был опекуном младшего брата и всё еще не хотел понять, что его питомец давно уже стал взрослым. Этот мягко-отеческий, увещевательный тон… он просто навяз у Жака в зубах.

На этот раз Жаку повезло. Горничная сказала, что брат уже в суде, а Ольга, его невестка, еще не закончила своего туалета и не может его принять. Вот как хорошо всё сложилось! Откровенно говоря, у Жака не было ни малейшего желания повидаться со своей невесткой Ольгой. Он обыкновенно избегал оставаться с ней наедине и, по правде сказать, боялся этого, так как совсем не знал, о чем с ней говорить. Он не понимал ее, да и не старался понять. Она казалась ему тщеславной, легкомысленной болтуньей, которая ждет только, чтобы ей говорили любезности. Но этого она от него не дождется. Между ними установился вежливый, холодноватый, иногда немного насмешливый тон.

Ольга поздоровалась с ним сквозь полуоткрытую дверь спальни. Она высунула ему пухленькие пальчики и полную, открытую почти до плеча руку, на которой блестели золотистые волосики. Белокурые локоны были закручены штопорами на папильотки и смешно торчали вокруг ее хорошенького, ничего не выражавшего кукольного личика.

— Мы живем, конечно, опять в «Траяне»? — спросила она. Она почти всегда говорила с ним на «мы».

— Разумеется. Что ж мне, в «Рюсси» жить, что ли?

Ольга кокетливо улыбнулась, и ее светло-голубые глаза блеснули.

— Разумеется, разумеется, каждый живет по своим средствам, — ответила она и насмешливо скривила ротик.

Жак весело рассмеялся.

— Я живу на проценты с миллионов, которые скоро заработаю, Ольга, — ответил он, несколько рисуясь.

Ольга не знала, что на это сказать. Она пригласила его к обеду, и Жак поспешил распрощаться. Нет, им не о чем было говорить друг с другом.

«Но как всё хорошо устроилось», — думал Жак, когда с довольной миной снова выходил на улицу. Он прошел через весь город, быстро поднявшись между стенами виноградников на гору, подошел к скромному домику, стоявшему несколько в стороне от других домов, за изгородью диких агав и кактусов, и толкнул садовую калитку. Здесь жил его брат Феликс, которого он очень любил.

— Господин Феликс в библиотеке, — сказала горничная-крестьянка, открывшая ему дверь, и Жак услышал голос брата в полуподвальном этаже дома.

Ну конечно, где же еще мог быть Феликс Грегор, как не в своей библиотеке! Здесь он сидел, согнув широкую сутулую спину над большим письменным столом, как всегда в светлом, очень широком полотняном костюме, в котором он казался еще полнее, чем на самом деле. Рубашка на груди была расстегнута, на ногах лапти, как у крестьянина.

В этом приятном прохладном полуподвале Феликс проводил большую часть дня. Только иногда он поднимался в сад, чтобы немного размяться. В город он почти никогда не ходил. Все, однако, хорошо знали, кто такой Феликс Грегор: его окружал ореол ученого и философа. Несколько лет назад одна венская газета поместила его очерки, и он стал чем-то вроде знаменитости. С тех пор он ничего больше не напечатал, но всему городу было известно, что он работает над большим историческим исследованием.

— Милости просим, милости просим! — радостно воскликнул Феликс и звонко расцеловал Жака в обе щеки. — Я, разумеется, уже слышал, что ты приехал, — продолжал он, улыбаясь. — Весь город это знает. Вчера вечером мы, конечно, ужинали с бароном Стирбеем, мы остановились в «Траяне» и так же, как и раньше, отвергли гостеприимство наших братьев. Видишь, дорогой мой, я знаю всё, и даже немного больше.

Феликс смеялся добродушным, дребезжащим смехом, от которого колыхалось всё его дородное тело. Он весело расчесал пальцами бороду и хитро подмигнул Жаку:

— В этом городе не может быть никаких тайн. Все твои планы уже раскрыты. Сегодня утром мне сообщили, что ты приехал сюда для того, чтобы строить дорогу из Комбеза в Анатоль.

Жак испуганно отступил.

— Позволь, как же это так? — пробормотал он в смущении.

Феликс громко расхохотался.

— Ты, я вижу, немножко удивлен, сынок, не правда ли? Вот видишь, какой это город! Сегодня утром я считывал показания метеорологических приборов и вдруг вижу — едет Гершун, что привез тебя вчера со станции. Он слез с навоза, которым была нагружена его телега, и тут же начал выкладывать новости. По пути со станции ты раз десять останавливал экипаж и занимался геологическими изысканиями (что я нахожу очень похвальным). Ты шутил с этим Гершуном, а он всё принял за чистую монету и рассказал об этом всему городу. — И Феликс опять затрясся от смеха.

Жак действительно болтал с Гершуном, не придавая значения своим словам. Сейчас он всё еще был смущен и то и дело краснел. «Это предостережение, — подумал он. — Здесь надо быть очень осторожным».

Служанка принесла скромный завтрак — маленькие грибки в уксусе и масле. Феликс с наслаждением уплетал грибки и, чмокая губами, рассказывал о легендарном, загадочном городе Симбабве в юго-восточной Африке, развалины которого были открыты между реками Замбези и Лимпопо, и о боге-солнце Амоне с бараньей головой. В несколько секунд он перенесся на тысячи лет назад. Настоящее интересовало Феликса гораздо меньше, чем прошлое. Жака, например, интересовал проход в горах между Комбезом и Анатолем. Но что за дело Феликсу до этой жалкой дороги в какие-нибудь двенадцать километров! Это ж пустяки! Он думал о торговых путях, существовавших еще до рождества Христова, длиной в пять тысяч километров, иногда даже больше, путях, которые пересекали всю Азию.

— Вот об этом еще стоит говорить, как ты думаешь?

И тем не менее Феликс был удивительно хорошо осведомлен о всех последних достижениях в научной и технической области. В углу библиотеки лежала целая гора французских, немецких и английских газет и журналов, и Жака, как всегда, вновь поразила необычайная память брата.

Феликс с наслаждением раздавил последний грибок толстым языком и обстоятельно вытер рот. Он благодушно посмеивался, сложив руки на животе. Ну что ж! Расщепляйте атом, если это доставляет вам удовольствие. Почему бы нет? Превращайте звуки в свет и свет в звуки. Он ничего не имеет против. Но он отнюдь не склонен приписывать технике то значение, какое ей придают теперь. Решительно не склонен. Это всё равно что устанавливать мотор на органе. Пусть теперь орган полетит, очень хорошо, но при этом позабыли усовершенствовать звучание, пренебрегли самым существенным. Музыка, святое искусство…