Эндрю Круми - Принцип Д`Аламбера

Однажды, вскоре после этого, я шел по улице в поисках работы и вдруг увидел на стене объявление, написанное отцом Ханны. Он предлагал большое вознаграждение за сведения о ее местонахождении. Город стал опасен для нас. Я вернулся домой и начал паковать вещи. Ханна была еще настолько слаба, что не могла даже встать с постели, но нам надо было быть готовыми бежать при первой же угрозе. Мы решили, что, как только она встанет на ноги, мы переедем в другой город.

В следующую ночь я был разбужен стуком в дверь. Встав с постели, я быстро оделся и пошел открывать, но, подойдя к двери, услышал голос отца Ханны. Нас предали! Я собрал все наши чемоданы и сумки, приготовившись к бегству, которое было возможно только через окно, которое я открыл. Ханна была в полудреме. Я поднес ее к окну, выбросил из него вещи и, выбравшись на узкий балкон, начал тянуть за собой Ханну. Люди начали ломиться в дверь. Это была отчаянная гонка — я пытался протащить безвольное тело Ханны сквозь узкое окно на не менее узкий балкон.

Дверь наконец выломали. В комнату ворвались отец Ханны, хозяин гостиницы и еще один человек огромного роста. Ханна была на улице только наполовину, я с усилием продолжал тянуть ее за плечи.

— Что происходит? — вяло спрашивала она, так окончательно и не проснувшись.

В этот миг я почувствовал, что из комнаты Ханну начали тянуть за ноги, чтобы не дать мне вытащить ее на свободу. Мне одному противостояли трое сильных мужчин, и я испугался, как бы мы не разорвали бедную Ханну пополам. У меня не осталось иного выбора. Ханну надо было оставить. Я отпустил ее, спрыгнул с балкона на землю, схватил кое-какие вещи и бросился бежать. Я переночевал в ближайшей гостинице, а утром сел в дилижанс и отправился в Гельмбах, проклиная свою несчастную судьбу и ненавистного отца Ханны, разбившего наши мечты. Однако в Гельмбахе дела пошли лучше. Я быстро нашел работу в мастерской печатника и смог начать достойную жизнь.

Сидя рядом со Шмидтом, Пфиц внимательно слушал его рассказ.

— Это конец вашей истории? — спросил он.

— Друг мой, — ответил Шмидт, — это даже еще не начало. Живя в Гельмбахе, я узнал о дальнейшей судьбе Ханны. Ее увезли домой, и она вышла замуж за Хольцмана, сына торговца углем. Могу сказать вам, что эта новость разбила мне сердце. Мне напоминали о Ханне лишь немногие оставшиеся у меня ее вещи и кукла, которую я продолжал хранить, не осмеливаясь ни выбросить, ни разбить, хотя именно ее я считал причиной всех наших бед. Мне очень хотелось вернуться в родной город и спасти Ханну, но ее отец поклялся убить меня при первой же возможности. Так я остался изгнанником в Гельмбахе, где в одиночестве вел мирную и размеренную жизнь. Что же касается моих родителей и родственников, то я не давал им ничего знать о себе.

Прошло много лет. Я стал равноправным партнером в типографской фирме, наслаждаясь удобной и благополучной жизнью. Однажды вечером я, как обычно, прогуливайся по городу и вдруг увидел растрепанную молодую женщину, сидевшую на мостовой. Перед ней было расстелено одеяло, на котором лежали костяные куклы. Я подошел к женщине и заговорил с ней, спросив, откуда у нее эти игрушки. Она ответила, что это очень древнее ремесло, которому она научилась у своей матери. По ходу нашего разговора я понял, что это, должно быть, та самая девочка, которую я когда-то видел на руках у жены торговца. Я рассказал женщине свою историю о том, как кукла принесла нам беду. Она закрыла лицо руками и горестно покачала головой.

— Несчастные, — сказала она, — разве можно было так глупо обойтись с куклой? Но если бы вы тогда нашли мою мать, она бы научила вас простому средству. Вашей подруге надо было искренне извиниться перед куклой, которую она обидела, и все было бы в полном порядке. Эти куклы — очень понятливые и чувствительные создания, особенно те, в ком живет дух детей. Но если она не извинилась, то вся ее жизнь, несомненно, превратилась в одно большое несчастье.

Я бегом бросился домой и отыскал куклу, которую хранил в буфете. Я понимал, что мне надо вернуться в родной город и найти Ханну, невзирая на риск. На следующее утро я уже был там. Мое воссоединение с оставшимися в живых родными было, как вы можете себе представить, несказанно радостным. Что касается отца Ханны, то он, как я узнал, уже умер и не представлял для меня никакой опасности. Умер и торговец углем Хольцман. Его сын, муж Ханны, унаследовал все его состояние. Но когда я приехал в их большой дом, то нашел его покинутым и заколоченным. Смотритель сказал мне, что супружеская пара, жившая здесь, влачила поистине жалкое существование. Все четверо детей фрау Ханны умерли в младенчестве. Торговля углем, на которой зиждилось их благосостояние, пришла в упадок. Эти двое переехали в скромную наемную квартиру на Нидергассе, где жили, зарабатывая на хлеб починкой одежды.

Пробежав почти все дома на Нидергассе, я наконец нашел тот, который искал. На стук в двери показалась достойная жалости фигура мужа Ханны, высохшего и исхудавшего. Он оказался слишком слаб, чтобы проявить хоть какие-то эмоции, когда узнал, кто я такой. Я сказал, что они с Ханной будут спасены, если он немедленно позволит мне переговорить с его женой, но он сказал, что это невозможно. С этими словами Хольцман показал мне записку, которую нашел в то утро. Я до сих пор помню каждое ее слово: Дорогой муж, я не принесла тебе ничего, кроме несчастья. Без меня тебе будет лучше. Ханна. Он не имел ни малейшего понятия, куда она уехала. С тех пор прошло пять лет.

— И все эти пять лет вы ее ищете? — спросил Пфиц.

— Именно так, — ответил Шмидт. — Я забросил все дела и отдал все силы поискам. Я настолько одержим ими, что уже объехал множество городов и деревень, мой путь пролегает по бесконечному кругу, следуя по которому я надеюсь, что в один прекрасный день найду ее. Мой последний визит в Миттельбург оказался, в очередной раз, неудачным, поэтому я приехал в Ррейннштадт, попал в толпу мятежников и был арестован, так же как вы и все, кто находится здесь.

— Это очень трогательный рассказ, — сказал ему Пфиц, — и поведали вы его очень красноречиво. Но вы простите меня, если я скажу, что мне очень трудно поверить хотя бы единому слову.

— Могу понять ваш скептицизм. Но, может быть, вы хотите взглянуть на предмет, который стал причиной всего, что произошло?

С этими словами Шмидт сунул руку в карман и достал оттуда костяную куклу, грязную и изодранную. Он протянул ее Пфицу, который принялся внимательно ее рассматривать.

— Как это очаровательно, — сказал он. — Итак, вы действительно приписываете свою судьбу и судьбу женщины, которую любили, влиянию этого поистине жалкого предмета?

Шмидт ответил, что верит в это, и ничто не заставит его изменить мнение.