Эндрю Круми - Мистер Ми

Я запил пилюлю чаем, а Катриона, отхлебывая из чашки, принялась читать приложенную к фотоаппарату инструкцию. «Благодаря вам, — сказал я ей, — уже ощущая действие лекарства, нам не потребуется помощь механика». Потом Катриона пару раз щелкнула спуском, и мы отправились в спальню. К тому времени, когда я туда доковылял, Катриона уже разделась и задернула в спальне шторы. Потом легла на кровать, а я стал наводить на нее фотоаппарат.

— Только смотрите, чтоб лица не было видно! — крикнула она, а затем, чтобы застраховаться от ошибки, накрыла лицо подушкой. Она поворочалась, устраиваясь поудобнее, а я спросил ее, что означает «раздвинутая норка». Такую загадку миссис Б. ни за что не смогла бы решить.

Катриона подняла колени и стала раздвигать пальцами складки кожи, которые обычно находятся, как шасси самолета, в подтянутом состоянии. В видоискателе фотоаппарата я видел, как раздвигаются и натягиваются розовые лепестки, напоминавшие нежирный бекон, и вспомнил эту чудную харчевню, «Дельфин», где за небольшую цену подавали огромную порцию яичницы с беконом. Но я совершенно не мог понять, как можно «пристраститься» к картинке, на которую я смотрел в видоискатель. И решил, что, подобно дантистам, которые испытывают жгучий интерес к состоянию человеческого рта, некоторые люди испытывают такой же интерес к разным другим отверстиям и полостям на теле человека. Если бы обстоятельства сложились иначе, мне, возможно, пришлось бы в ходе поисков «Энциклопедии» Розье фотографировать ухо или ноздрю Катрионы, а не ту «норку», вход в которую она для меня открыла. Внезапно Катриона подняла руки и стала снимать с пальца кольцо, проговорив: «Еще узнают по кольцу». Подушка заглушала ее слова, и мне пришлось ее переспросить. Она приподняла подушку и повторила сказанное. Мысль, что человека можно узнать по кольцу, никогда не пришла бы в мою слабоумную голову — как и многие другие откровения, которыми я обязан своей молодой подруге.

Я нажал спуск. Сверкнула вспышка.

— Погодите! — привскочив, воскликнула Катриона. — Если там видно мое лицо, надо будет его стереть!

Она посмотрела на изображение, появившееся на экране. Мы оба были довольны — мне удалось сфотографировать ее так, как она желала: в гильотинированном виде. Она опять легла, мы продолжили съемки, и постепенно у нас прошла первоначальная скованность. Чтобы поймать в видоискателе ее гениталии в наиболее выгодном ракурсе, я вынужден был изгибаться под неестественными углами, и у меня скоро заболела спина. Пришлось посидеть в кресле. А Катриона решила, что ей совсем не обязательно закрывать подушкой лицо — достаточно положить подушку на грудь, и лица на фотографии не будет видно.

— А сколько на пленке кадров? — спросил я: многократно запечатленные ломтики бекона мне уже порядком надоели.

— Там нет пленки: изображения сохраняются в памяти. По-моему, можно сделать до ста штук.

Затем она снова принялась раздвигать и растягивать свои складки и засунула палец в свою влажную «норку». Я вспомнил, как намыливал ее губкой в ванне и впервые увидел странное устройство ее тела, и это, в свою очередь, напомнило мне о моем стареньком «моррисе», который был весьма надежным автомобильчиком. По сути дела, за восемнадцать лет мне пришлось его ремонтировать только один раз — когда у него сломался коленчатый вал. Если бы я не ехал на нем в тот вечер, когда ливень обрушился на городок и большую фабрику хрустящего картофеля, которую мне незачем называть, может быть, у меня не спустило бы колесо, мне не пришлось бы ехать на станцию обслуживания, я не узнал бы о ксантиках и Розье и Катриона не истекала бы соками на моей постели. Так что, может, подумал я, глядя, как два ее пальца поршнеобразно двигаются взад и вперед в ее розовой «норке», оно и к лучшему, что я давно расстался с «моррисом» и теперь езжу на «нове», которой до него очень далеко. Иначе я не фотографировал бы это захватывающее зрелище при помощи аппарата, который обошелся мне всего в восемьсот фунтов; нет, я сидел бы, читая Юма или Карлейля, а миссис Б. уже закончила бы работу и ушла домой, и, возможно, я обдумывал бы статью для «Скоте мэгэзин» или собирался съездить в библиотеку к Маргарет; и вдруг я почувствовал, что в углу моего левого глаза набежала слезинка. Но я продолжал нажимать спуск, вспышка следовала за вспышкой, а Катриона принялась подкидывать таз и стонать с той стороны подушки. Слезинка разбухла и потекла по щеке, видимо, вызванная мыслями о миссис Б., покинувшей меня навсегда, о моем друге, который и вовсе оставил эту грешную землю, и о том, что я перестал читать и писать и весь мой мир вытеснили приборы, продажа которых обеспечивает безбедное существование миссис Дж. Кемпбелл и Али.

К тому времени, когда Катриона закончила свое представление, я сделал восемьдесят четыре снимка и решил, что такое количество должно удовлетворить любого энтузиаста. Лицо и грудь Катрионы пылали, и она спросила меня, чем бы я теперь хотел заняться. Я ответил, что хочу сходить в туалет, поскольку действие лекарства явно заканчивается, а потом отослать «картинки» своему анонимному корреспонденту. Сходив в туалет, я этим и занялся, а Катриона пошла принимать ванну, что заняло у нее даже меньше времени, чем обычно.

Ответ от моего корреспондента пришел, когда Катриона уже ушла. Он сообщил мне, что девушку с вашей книгой в руках зовут Луиза. Это вы уже знаете, поскольку я об этом упомянул в начале письма. Она изучает французский (отсюда ее интерес к вашей книге) и живет с человеком, который ее сфотографировал. Он сердечно поблагодарил меня за присланные фотографии, сказав, что это — «классная дрочка», какового слова я не нашел ни в одном словаре, ни даже в «Волшебном мире Интернета» доктора Кула. Он сказал, что не прочь продолжить наше сотрудничество, и даже спросил, не хотим ли мы заехать к ним, чтобы «вместе провести вечерок». Я решил, что это прекрасная возможность узнать побольше об «Энциклопедии» Розье, и мы назначили встречу на следующую неделю.

Но меня ждал категорический отказ Катрионы ехать со мной к этим людям. А почему бы не поехать? Ведь я всего только хочу уточнить некоторые аспекты философии восемнадцатого века.

— Я не могу ехать туда с вами на машине, — сказала Катриона. — Нам придется ехать на поезде — в разных вагонах. А путь не близкий.

Мне казалось, что это просто предлог, но потом я догадался, что она, наверное, не может себе позволить стоимость билета.

— Разумеется, я возьму на себя все расходы. Сколько вам понадобится?

Она, как всегда, когда речь заходила о вознаграждении, задумалась, потом сказала:

— Ладно. Сто фунтов.

Неужели билет на пригородный поезд стоит сто фунтов?