Михаил Камалеев - Ни капли невинности. Хроника стремительной молодости.

Эта база базировалась на базисах “Концепции концептуального концептуализма”, созданной лично Ториным при моем скромном участии. И научная диссертация на тему “Влияние лунного света на рост телеграфных столбов”, и выпускное школьное сочинение о литературном суде 12-ти ежиков над Александром Блоком, и ремиксы на Nirvana, сделанные на детском синтезаторе “Соловушка”, и стихи о девочке в розовом платье, и… все многочисленное остальное, весь этот безумный креатив – это ККК.

Я не буду вдаваться в подробности. Хотя почему бы и нет? Основное положение “Концепции концептуального концептуализма” – отсутствие всякой концепции. Именно так. Главное – “отпускать чувства на волю” и “все напоказ, все наружу”. Оружие концептуального концептуалиста – перманентый маркер, печатный орган – любая пригодная для писания поверхность.

Именно на стене лифта, именно перманентным маркером Женька написал свои предсмертные слова, обращенные к девушке, которую он любил. И которая так жестоко, как только умеют это делать самовлюбленные пятнадцатилетние красавицы, поселила в Женькином сердце занозу неразделенной любви, обильно полив ядом неуверенности в себе. Женькин мягкий характер, несгибаемая решительность и расчетливый ум (вот такой он, Торин, противоречивый) нашли только один способ скрыться от страданий – навсегда раствориться в вечной печали, сохранив себя лишь в воспоминаниях друзей и родных. И, конечно же, оставшись вечным укором в Ее (назовем ее, например, Аней) памяти…

“Аня! После всего сказанного я вижу только один выход для себя – навсегда уйти из твоей жизни и памяти! Забудь меня! Будь счастлива!”

Говорят, что этот крик растерзанной души вызвал лишь кривоватую усмешку на Анином лице.

Я не ручаюсь за то, что приведенная цитата верна. Скорее всего, я переврал ее от начала до конца, но этому есть объяснение. Дело в том, что уже на следующий день стена лифта в Анином подъезде была тщательно очищена от темно-зеленых Женькиных каракуль. Правда, говорят, что на это ушло полведра ацетона. Лично я эту надпись так и вообще не видел. Ее содержание мне передал по телефону взволнованный голос Саши Фомина, сообщивший также, что Торина никто не видел уже два дня. В голову настырно лезла только одна мысль. Мрачная, жестокая. Опустошающая. Выжигающая изнутри…

Да уж… Эта моя дурацкая привычка рассказывать истории с конца, наверное, уже изрядно потрепала вам нервы. Поэтому – пока не поздно – я исправлюсь. Итак, история любви. С самого начала.

Лично я узнал все из первоисточника. Сам лично Торин рассказал мне все о своих чувствах и отношениях с Аней.

Глубокой ночью, в полной темноте, сидя в позе лотоса на кровати в одних трусах, Женька мучался вопросом:

– Как ты думаешь, это не слишком рано?

– Ты веришь в любовь с первого взгляда?

Вероятно, любой – даже самый тупой в мире – человек, догадался бы, что такие вопросы просто так не задают. Очевидно, я тупее. Я не понял.

И начал серьезно рассуждать на предложенную тему. Вообще, это мой конек – играть себя в предлагаемых обстоятельствах. Потому что быть собой легче всего. Хотя многие окружающие меня люди – абсолютное большинство – играют не себя, а “себя такого, какого хочет видеть жена (теща, соседи, мама, начальство, президент, хрен-знает-кто-еще)”…

– Ты веришь в любовь с первого взгляда? – спросила она, глядя мне прямо в глаза.

Мы сидели в кустах.

Впрочем, это совсем не то, о чем вы подумали. Подспудный смысл архитектурных изысков проектировщиков спальных районов настолько извращен, что даже самая невинная молодежная посиделка обязательно превращается в немыслимый разврат. По крайней мере, в глазах бабушек, сидящих возле подъездов. Впечатляющая, кстати, форма проведения досуга! Стоило ли целину осваивать ради того, чтобы так сидеть???

Итак, мы сидели в кустах. Кустарник, за которым не ухаживали уже пожалуй лет семь, окружал ряд скамеек, оформленный в стиле… Эээээ… В стиле, наверно, сложной организации внутреннего мира проектировщика. Подробное его описание сделает меня доктором психиатрии, а это мне, собственно, ни к чему. Поэтому, пожалуй, не стоит об этом.

Словом, ряд (точнее – совокупность расположения) скамеек был плотно окружен кустарником. Настолько плотно, что пробраться внутрь, не поцарапавшись, было невозможно. Впрочем, я был настолько худым, что мог ходить, наверное, между дождевыми струями, а не то, что между порослями кустарника.

Мы сидели в кустах, и создавалась полная иллюзия изоляции от внешнего мира. Хотя, конечно же, на нас можно было запросто плюнуть с восьмого этажа близлежащего здания. И уж нет сомнений, естественно, что любая малолетняя дура-сплетница из нашей школы, живущая чуть выше середины здания, могла назавтра рассказывать всем заинтересованным: кто, сколько, в каких позах… Ну и так далее…

Несмотря ни на что, находились смелые, которые даже детей зачали в этом кустарнике… Хм…

– Ты веришь в любовь с первого взгляда?

Ее звали Таня. Так же, как мою маму. Видимо, это и определило весь дальнейший исход наших отношений. Я очень люблю свою маму. Но быть ее мужем – боже упаси!!! Поэтому, видимо, у Тани не было шансов изначально.

В кустах мы сидели не одни. С нами рядом находился Торин, который в то время переживал самые острые моменты своего романа с Аней, о чем вам только лишь еще предстоит прочитать. (Гы-гы! Типа авторский замысел и все такое!!:-))

Торин лежал на скамейке, закинув ногу на ногу, делая вид, что все происходящее его не касается. Хотя, возможно, он представлял себя неким высшим существом, никак не реагирующим на внешние обстоятельства. В то время он читал “Розу мира”, и заодно изучал буддизм. В общем, был подкованным по части отстраненности от имеющего место быть вокруг парнем. Впрочем, возможно, что он просто не нашел в себе силы оставить нас наедине. Похмелье, как-никак:-).

Таня была привлекательной девушкой. Даже, пожалуй, красивой. И, по крайней мере, не глупой. Но, несмотря на это, вокруг наших отношений было столько “но”, что я просто не мог предположить ничего более существенного, чем… Чем что??? Фиг его знает! Мне нравилось с ней общаться, но не более того. Хотя, как гласит легенда, мы однажды провели вместе с ней ночь. Абсолютно серьезно – ночь с 1 на 2 июня 1996 года.

Я оканчивал школу, и в этот день мы писали выпускное сочинение. А Таня праздновала свое, кажется, пятнадцатилетие. Я, естественно, был в числе приглашенных, но – по весьма веской причине – явился на праздник позже всех. Дело в том, что мои родители сочли празднование сдачи (успешной – а в этом никто и не сомневался!!!) первого выпускного экзамена гораздо более значимым событием, чем мое присутствие на дне рождения “какой-то там” девушки. Тогда я еще слушался своих родителей беспрекословно…