Джон Карр - Охота на цирюльника

Пегги была просто трогательна в своей наивности.

– Ой, неужели я сказала что-то не то? Поверьте, я ничего плохого не имела в виду – лишь хотела таким образом развеять тоску. Знаете, капитан Уистлер, наше плавание протекает так ужасно скучно! С тех пор как вы, милый капитан, играли на палубе в ручной мяч, ничего интересного больше не было. Но если бы на корабле случайно оказался известный преступник, это было бы потрясающе. Представляете? Преступник может оказаться кем угодно. Может, это был бы Хэнк. Или доктор Кайл. Разве нет?

– Оч-чень может быть, – сдержанно согласился доктор Кайл, продолжая методично разделывать рыбу.

– Если меня что-то и тревожит, мисс Гленн, – заявил капитан, неуклюже пытаясь изобразить веселье, – то только состояние здоровья вашего дядюшки. Он обещал нам показать целый кукольный спектакль на концерте, устраиваемом силами пассажиров. А этот концерт, дорогая моя, должен состояться завтра вечером. Ваш дядюшка просто не имеет права болеть! Он и его помощник… Ведь им лучше, не так ли? – Капитан отчаянно пытался перевести разговор на другую тему. – Я в нетерпении, я надеялся, я так ждал этого… удовольствия! Для меня большая честь, – ревел капитан Уистлер, – присутствовать на представлении! А теперь прошу меня извинить. Я не смею забывать о своих обязанностях даже ради вашего очаровательного общества. Мне… мм… пора идти. Спокойной ночи, дорогая моя. Спокойной ночи, господа! – И капитан поспешно выкатился из зала.

Наступила тишина. Как заметил Морган, только трое, сидящие за соседними столиками, посмотрели вслед Уистлеру. От тарелки поднялась угловатая, костлявая, с копной торчащих во все стороны волос голова мистера Чарльза Вудкока, коммивояжера, который застыл без движения, не донеся ложку с супом до рта, словно позируя для изображения фигуры на фонтане. За Другим столиком, в некотором отдалении, Морган заметил мужчину и женщину. Оба худые и хорошо одетые, их бледные лица были до странности похожи, разве что женщина смотрела в монокль, а у мужчины над верхней губой торчали светлые усишки, похожие на перья. Парочка глазела вслед капитану. Морган не знал, кто они такие, но видел их каждое утро. Они без устали кружили по верхней палубе – в полном молчании, шагали быстро, глядя прямо перед собой. Однажды просто от скуки Морган даже подсчитал: они сделали сто шестьдесят четыре круга, не произнеся ни единого слова. На сто шестьдесят пятом остановились, и мужчина спросил:

– Э?

Женщина ответила:

– Угу!

После чего оба кивнули и пошли внутрь. Тогда Морган еще подумал: интересно, кто они друг другу? Как бы там ни было, а передвижения капитана Уистлера эту парочку, кажется, заинтересовали.

– Похоже, – заявил Морган, хмуря брови, – капитана что-то гнетет…

– Оч-чень может быть, – сдержанно согласился доктор Кайл. – Стюард, мне, пожалуйста, рубец с луком.

Пегги Гленн улыбнулась ему:

– Доктор, а как по-вашему, может на нашем корабле оказаться таинственный король преступного мира?

– Почему бы и нет? – Доктор склонил голову. В его проницательных глазах сверкнул огонек. Моргану стало не по себе. Кустистыми бровями, приподнятыми на кончиках, и глубокими складками вокруг рта доктор слишком уж напоминал Шерлока Холмса. – Позвольте еще одно бесплатное предупреждение. Вы, мисс Гленн, умная молодая особа. Не морочьте капитану Уистлеру голову слишком уж сильно. Он не тот человек, которого можно безнаказанно настраивать против себя. Передайте мне, пожалуйста, соль.

Ресторан взмыл ввысь на гребне очередной волны и тут же ухнул вниз. Оркестранты издали несколько фальшивых нот.

– Но, право же, – откликнулась Пегги, – поверьте, то, что я говорила о бедном старине Керте, – чистая правда…

– Ах, ах! – произнес доктор Кайл. – Он был трезв?

– Доктор, – Пегги доверительно понизила голос, – мне очень неприятно говорить, но он был совершенно пьян – в стельку. Бедняжка! Надеюсь, о таких вещах позволительно говорить с врачом? Но мне стало так жаль его – всем сердцем, бедняжку, когда я увидела…

После краткого и быстрого обмена пинками под столом Моргану удалось ее увести. По центральной лестнице они с трудом взобрались наверх, в прохладный, кренящийся с боку на бок салон, и Морган наконец-то сказал мисс Гленн все, что он о ней думает. Но Пегги, чье чопорное личико так и сияло, только хихикала от удовольствия. Она заявила, что собирается караулить вместе с остальными, а потому ей нужно спуститься в свою каюту и захватить плед; кроме того, необходимо навестить дядюшку Жюля.

– Между прочим, – неуверенно сказала она, – вам, наверное, не захочется исполнять роль мавританского воина?

– Точно, – убежденно заверил ее Морган. – А какое это имеет отношение к делу?

– Знаете, вам почти ничего не придется делать, только зачернить лицо, надеть золоченые доспехи, завернуться в платки и постоять с копьем на краю сцены, пока дядя Жюль будет произносить пролог… Хотя нет, пожалуй, вам не хватит роста… Вот из капитана Валвика получится великолепный, просто потрясающий мавр, вы не находите?

– О, вне всякого сомнения.

– Понимаете, в пьесе, кроме кукол, участвуют два живых артиста: французский воин и мавр; для вящего эффекта они стоят по бокам сцены. На самой сцене места для них мало, поэтому они снаружи, на маленьких возвышениях. Когда начинается представление, они уходят за кулисы и иногда помогают двигать кукол – второстепенных, которым ничего не нужно делать. Главные куклы двигают только дядя и Абдул (это его помощник); только они двигают марионеток, у которых по ходу действия роли со словами… Наверное, все будет просто ужасно, если дядя Жюль не сможет играть. Кстати, среди пассажиров есть один профессор, который написал кучу статей о дядином искусстве. Абдул-то здоров и сможет сыграть главную роль вместо дяди. Но, кроме него, остаюсь только я, а я ведь не сумею говорить мужским голосом!

К этому времени они спустились вниз, прошли лабиринт коридоров и переходов, и Пегги постучала в дверь. В ответ послышался стон. Она толкнула дверь, оказавшуюся незапертой. В каюте было темно; горела лишь тусклая лампочка над умывальником. Морган даже вздрогнул – так страшно ему показалось в темной, мрачной каюте, кренящейся из стороны в сторону, да еще дождь громко стучал в стекло. Две или три марионетки с жуткими, дурацкими улыбками на нарисованных лицах были прислонены к переборке в сидячих позах и дружно качались из стороны в сторону вместе с кораблем, словно соглашаясь с ужасным ревом бури. Зловеще громыхали железные скобы и крючки для проволок. Куклы были высокие – почти в человеческий рост – и на вид тяжелые. В темноте тускло поблескивали позолоченные доспехи, накрытые красными плащами. Из-под остроконечных шлемов самодовольно ухмылялись размалеванные лица с косматыми бородами из темной шерсти. На диванчике по-турецки сидел человек мощного телосложения с плоским темным лицом. На коленях у него лежала еще одна кукла. Щурясь на иголку с вдетой в нее длинной синей ниткой, здоровяк зашивал кукольный плащ. Время от времени он бросал тревожные взгляды в сторону темной койки, на которой ворочался и стонал кто-то тяжелый.