Анджей Заневский - Тень Крысолова

Я переплыл широкий, заполненный жирной жижей вонючий ров, взобрался на земляной вал, миновал луг, перепрыгнул через узкий грязноватый ручей и перебежал асфальтированную дорогу.

Сильный запах бензина доносился из-за металлической сетки. Я проскользнул под проволокой и очутился среди тяжелых резиновых колец. Я хотел найти хоть какой-нибудь ещё близкий, знакомый мне запах. Ветер усилился. Резкий порыв его швырнул мне в глаза песком. Мой нос чувствовал запахи мыла, жира, гнилья, помоев – множество разных запахов, ни один из которых никак не мог помочь мне найти дорогу обратно. Я лазал среди шин, взбирался на них, нюхал, искал.

С разбегу запрыгиваю на ближайшую ко мне шероховатую шину, а с неё карабкаюсь выше. Залезаю под брезент и устраиваюсь между ящиками и бочками. Здесь тепло. По брезенту стучит дождь. Я прижимаюсь мордочкой к сухим доскам пола, дрожа от холода и неизвестности. Закрываю глаза. Просыпаюсь от сильных толчков. Огромные, тяжелые колеса дрожат, трясутся. От мотора идет тепло. Пахнет выхлопными газами. Дно машины накреняется и подпрыгивает на выбоинах. Я еду…

Крысолов исчез. Его нигде нет. Спрятался? Ушел?

Я уже привык к его тени, которая всегда поблизости, всегда рядом со мной, впереди, сзади, надо мной, подо мной. Поэтому его неожиданное отсутствие нервирует меня и пробуждает подозрения. Когда он был рядом, я знал, что мне грозит, знал, что он хочет убить меня, а я должен бежать, знал, что он охотится, а я – прячусь. Проснувшись, я втягиваю в ноздри воздух – не слышно ли его запаха? Настораживаю уши – не слышно ли его шагов? Выходя из норы, думаю – с какой стороны и каким способом он попытается подобраться ко мне?

Он всегда поджидал меня – а вернее, ждал, что я совершу ошибку, споткнусь, устану, заболею. Он ждал, а я привык к этой постоянно висящей надо мной угрозе – к этому серому человеку, который со временем становился все больше похож на огромную серую крысу.

Я высунул нос из норы, чтобы быстро пробежать по коридору, где мне так часто слышались его шаги. Крысолов не ждал меня. Его не было ни на помойках, ни на площади, ни у сточных колодцев, ни на базаре. Он не таился в прибрежных зарослях, не кружил вокруг рынков, не заглядывал в подсобки магазинов и столовых, не просиживал за маленьким столиком над чашкой кофе, всматриваясь в темнеющие под ближайшей стеной дыры.

Крысолова не было нигде. И со временем это его отсутствие стало значительно более обременительным, раздражающим и мучительным, чем его прошлые преследования, погони и хитроумные ловушки.

Может ли быть такое, что он наконец смирился? Не мог же он просто уйти? Не мог вдруг забыть обо всем? Как жить без того страха, в котором я жил почти со дня своего рождения? Без страха, ставшего моим образом жизни…

Крысолов существовал всегда, а вместе с ним существовал и мой страх. Теперь Крысолов исчез, а страх остался. И все же этот страх стал иным – более мучительным, потому что он рождается во мне самом, потому что этот страх создаю я сам, а не скрывающаяся в полумраке сгорбленная, почти крысиная тень Крысолова. И хотя Крысолова нет, я стараюсь вести себя так, будто он всегда рядом, за порогом, у ближайшей лужи или входа в нору.

Я давно его знаю и не доверяю его неожиданному отсутствию. Мне кажется, он наблюдает за мной – за тем, что я делаю, куда хожу. Он надеется, что сможет перехитрить меня, думает, что я стану беззаботным и неосторожным и тогда он поймает и убьет меня.

Помнишь, как это было? Когда в городе больше не осталось крыс, Крысолов вскрыл полы в старом, уже давно покинутом людьми доме…

Под досками сидела Большая Самка, закрывая широким телом выводок своих крысят. Захваченная врасплох, она схватила в зубы подвижный розовый комочек и побежала прочь.

Внезапно лишенные теплого прикрытия малыши стали расползаться в стороны…

Крысолов стоял над дырой в полу – так, что проскочить мимо него было невозможно – и убивал. Он давил кирпичами, камнями, разбивал в лепешку цепью, ведром, подковой, хлестал ремнем, топтал сапогами, бил палкой. Самка-мать в отчаянии металась от уже убитых крысят к ещё живым. Хватала в зубы изуродованные куски мяса, как будто они ещё могли воскреснуть, и таскала их вдоль стен, пытаясь найти хоть какое-нибудь укрытие.

Неужели Крысолов вернулся только ради нее? Ведь он уже выманил из нор и сточных каналов всех здешних крыс, вывел их к реке и утопил. Откуда было ему знать, что именно эту большую умную самку удержит в гнезде привязанность к своему голому и слепому потомству?

Она чувствовала себя в безопасности. Она успела поверить в то, что он ей больше не угрожает, ведь Крысолову нечего делать в городе, где уже не осталось крыс. Разве не следовало бы ему переместиться туда, где ещё есть грызуны и где он сможет и дальше убивать их? Большая Самка даже предположить не могла, что он знает о её существовании, знает, что она живет под полом опустевшего дома. Она и не подозревала, что он может прийти, сорвать доски и перебить всех её детей.

Она корчится от боли, ползает вокруг его тяжелых резиновых сапог – огромная, с отвисшими розовыми сосками – и ждет последнего удара.

Шерсть встает на мне дыбом, когда я вспоминаю ту смерть на рассвете и согбенную фигуру Крысолова – Крысоубийцы, – высматривающего, не заметно ли ещё каких-то признаков жизни среди кроваво-розовых останков.

Спрятавшись под самым потолком за широкой балкой, я скрежетал зубами от страха.

Крысолов стоял над Большой Самкой, которая ползала у его ног, а мне казалось, что он ждет моего движения, что он знает о моем существовании и хочет, чтобы я нечаянно раскрыл свое убежище.

Не меня ли он искал? Не за мной ли следил? Не меня ли преследовал?

Я ждал, притаившись неподвижно, хотя внутри у меня все тряслось от ужаса, а сердце колотилось так же громко, как камни, которые он бросал в крысят…

Крысолов ждал меня уже давно, но ждал напрасно. Я не шевельнулся, не дрогнул. И даже зубы мои скрежетали. так тихо, что он не мог меня услышать. Знал ли он, что я смотрю на то, как он убивает Большую Самку? Может, он надеялся напугать, поразить меня этой смертью так, чтобы я наконец сдался, покорился обманчивому очарованию голоса его дудочки и позволил ему убить себя – как позволяют все остальные?

Тот, кто хочет убить, всегда ждет подходящего момента. Но у преследуемого, которому грозит смерть, есть все же возможность скрыться, спрятаться, переждать. И если жертва терпелива, хитра и обстоятельства ей благоприятствуют, она может остаться в живых. А выжить – это иной раз важнее, чем победить…

Крысолов знал, что ему никогда не очистить город так, чтобы в нем не осталось ни одной крысы, ведь эта последняя крыса знает его насквозь, она способна предвидеть все его действия, умеет избегать расставленных ловушек, способна перехитрить охотника и улизнуть от него. Крысолов отлично знает об этом, и его это задевает и мучает, ведь так обидно сознавать, что крыса может оказаться умнее Крысолова.