Евгений Лапутин - Студия сна, или Стихи по-японски

– Зачем, зачем весь этот маскарад? – в отчаянии шептала Ленечка. – Ведь это насмешка над тем, что было вчера, над нашей любовью…

– Нет-нет, ошибки тут никакой нет, – ответили ей, – я, видите ли, сестра Антона, Агнесса тоже, естественно, Львовна. Мы с ним близнецы и уже привыкли к тому, что нас путают. Особенно невыносимо, прямо вам скажу, было в детстве. Например, иногда меня водили в туалет для мальчиков, а его наоборот. И невозможно было никому ничего доказать, не будешь же всем показывать, что там у тебя внизу. Скажу по секрету, что с тех пор я научилось кое-что делать стоя, для чего женщины обычно выбирают сидячее положение. Ну вы понимаете, о чем это я.

Сходство было настолько поразительным, что в голове прояснилось, и сразу захотелось раздеть ее догола, чтобы либо окончательно поверить в чудо, либо разоблачить лицедействующего Антона.

– А он мне говорил про вас, – солгала Ленечка, – и просил, чтобы я всячески развлекала вас. Ну, «Две сестры» по Чехову – развлечение сомнительное, а вот пруд, пруд – это другое дело.

На удивление легко Агнесса согласилась. Да, вода там теплая, да, купаться, конечно же, можно. Нет, купальный костюм можно не брать, в такое время нет никаких тайных зрителей.

И вскоре все было так, как было вчера. Ленечка снова гребла и под светом яркой луны видела перед собою лицо Антона. От лунной же дорожки пруд казался сложенным из двух половинок.

– А я не верю в русалок, – тихо прошептала Агнесса, и в ее словах Ленечка угадала толику страха.

– Мы же купаться, мы же собирались купаться, – добавила Агнесса и, не дожидаясь ответа Ленечки, стала раздеваться. Под ее платьем оказалось обычное женское тело – грудь, покатые бедра, игрек внизу живота.

– За исключением лица – тут сходство, конечно, поразительное, все остальное совсем иначе, – с сожалением сказала Ленечка, и Агнесса недоуменно вздернула брови.

– Это я сама с собой говорю, – будто оправдываясь, сказала Ленечка, – это со мной бывает. Не пугайтесь, пожалуйста.

– Я до последнего думала, что это Антон переоделся в женское платье, – после молчания вдруг призналась Ленечка, а про себя подумала, что Агнесса в некотором роде пародия на Антона.

Голая Агнесса, стараясь не шевелиться, во весь рост стояла на корме. «Когда она будет купаться, я ударю ее веслом по голове, чтобы она утонула, чтобы ничто больше не напоминало его мне, чтобы не было больше никаких пародий», – подумала Ленечка.

Агнесса улыбнулась, и ее влажные зубы зажглись от луны. Затем она тихо соскользнула в воду и так же тихо поплыла. Вплыв в лунную дорожку, она перевернулась на спину, и было видно, как ее волосы расстелились по поверхности воды. Безмятежно, умиротворенно все. Почти равнодушно. Определенно, равнодушно. Ленечке уже не хотелось, чтобы Агнесса умирала, хотелось спать, есть, читать глупый женский роман, в общем, наполнить себя простыми и милыми радостями.

– Агнесса, плывите назад, поздно уже, ужасно хочется спать, – позвала она, но тихое плавание Агнессы сменилось вдруг истошным визгом ее и оглушительным бултыханьем.

– Ногу, у меня свело ногу! – Ленечка различила ее отчаянный вопль.

От страха луна нырнула за пазуху облака, и тотчас же стало зловеще темно. Расхохоталась – судя по знакомому голосу – вчерашняя лягушка, но Агнесса снова истошно закричала, и ничего, кроме ее крика, не было слышно. Видно тоже не было ничего, будто выключили зрение. «Я сейчас умру от страха», – подумала Ленечка, и, словно сжалившись над ней, луна прорвала облако и посветила вниз: в серебряных брызгах барахталась тонущая Агнесса. Чтобы подплыть к ней, надо было лодку развернуть, но как! как? как разворачивалась эта дурацкая лодка?! Она не гребла, но беспорядочно била веслами по воде, и, подгоняемая отчаянными ожиданиями, лодка наконец сдвинулась с места и развернулась носом к Агнессе.

– Агнесса, милая, я сейчас! – попыталась крикнуть Ленечка, но лишь немой пузырь слюны вздулся на губах.

Агнессу же силы оставляли; вода уже не кипела вокруг нее, она не кричала, а протяжно стонала с открытым, похожим на бездонную черную дырку ртом. Невзирая на все усилия, лодка плыла с умиротворяющей плавностью, и так же плавно нос ее ударил Агнессу в висок, после чего вдруг все стихло и прекратилось: на вмиг разгладившейся поверхности пруда неслышно покачивалась лодка, на которой замерла изумленная Ленечка, продолжавшая зачем-то вглядываться в блестящую воду.

Вдруг белая, словно из снега, рука высунулась из воды и тонкими пальцами вцепилась в край лодки. Ленечка знала, что следом покажется русалка – отвратительная полуженщина-полурыба, – которая, так сказать, отчитается о получении новичка. «Все в порядке, все прибыло в целости и сохранности», – скажет русалка. «Если у них нет опасных заболеваний – я имею в виду утопленниц, – то обычно мы их съедаем», – облизываясь, добавит она и похлопает себя по толстому животу.

Потом появилась вторая рука и голова с плоскими, прилипшими к затылку волосами. Агнесса.

– Давайте скорее к берегу, я очень замерзла, – тихо сказала она.

На берегу обе они, ошарашенные ее чудесным спасением, долго смотрели друг другу в глаза. Было невозможным и неестественным после всего того, что случилось, просто разойтись по домам и лечь спать. Курильщица Агнесса достала спички, и они развели костер. Агнесса дрожала.

– Все еще холодно, – с виноватой улыбкой объяснила она.

Ленечка обняла ее и тут же почувствовала, как дрожь Агнессы передалась ей.

– Это бывает, это бывает, – прошептала Агнесса ей на ухо.

Вдруг Ленечка обратила внимание на то, что Агнесса по-прежнему нага, но спросить как-то забылось, а может, просто хотелось молчать. Просто хотелось закрыть глаза. Она закрыла глаза и почувствовала, как горячо стало изнанке век – то кипяток слез рвался наружу. Потом она услышала, как Агнесса шепчет ей на ухо ласковые словечки, и с удивлением отметила, что шепот у Антона был точно таким же. И слова были похожими. И губы, когда Агнесса аккуратно, чтобы не спугнуть Ленечку, стала целовать ее. Сначала было удивление, потом – покорность и любопытство, потом какое-то странное извращенное удовольствие, которым она еще больше хотела досадить себе, чтобы исчезнувший Антон не думал, не думал, не воображал себе, что есть только один он. Была еще и его сестра. Появлялись веселая злость и азарт. Хотелось теперь, чтобы Агнесса была внизу, а она – как вчера Антон – сверху. Ленечкина рука еще не забыла его тела и по памяти пошла по вчерашним маршрутам. Только точно такой же пупок нашелся на том же самом месте. Сильнее и сильнее вдавливаясь в тело Агнессы, она наконец позволила себе открыть глаза. Сквозь яростный прищур, сквозь продолжавшиеся слезы она прямо под собой видела лицо Антона, который, как и вчера, на миг застыл перед ударом, а потом вдруг закричал, забился в судорогах, замычал и сразу обмяк, стал съеживаться и уменьшаться в размерах, словно был надувной игрушкой с вынутой затычкой.