Марио Льоса - Капитан Панталеон и Рота Добрых услуг

— У него, без сомнения, не все дома. — Генерал Скавино читает «Эль Ориенте», генерал Скавино слушает программу «Говорит Синчи», получает анонимки, опаздывает в кино и уходит, не досмотрев фильм до конца. — Если ты и на этот раз доставишь ему удовольствие и одобришь проект, предупреждаю, я подам в отставку, как Бельтран. Эта его Рота вместе с фанатиками «братьями» вгонят меня в гроб. Я, Тигр, держусь только на валерьянке.

— Очень сожалею, но я с дурными новостями, мой генерал. — Полковник Аугусто Вальдес отправляется на место, полковник Аугусто Вальдес входит в опустевшее селение, матерится, помогает снять тело с креста, приказывает возвращаться форсированным маршем. — Позавчера вечером в селении Фрайлесильос, в двух часах ходьбы от моего гарнизона, распяли унтер-офицера Авелино Миранду. Он был в увольнении, одет в штатское, и они, наверное, не знали, что он военный. Нет, еще не умер, но врачи говорят, это вопрос нескольких часов. Да, все скрылись в горах, было их человек сорок.

— Не волнуйся, Скавино, все не так страшно. — Генерал Викториа слушает, что говорят, генерал Викториа в военном казино сам отпускает шутки по адресу Роты, успокаивает свою мать, встревоженную новыми жертвоприношениями в сельве. — Неужели девицы капитана Пантохи и в самом деле так возбуждают мирных жителей?

— Возбуждают, мой генерал? — Генерал Скавино щупает пульс, генерал Скавино разглядывает свой язык, рисует крестики на промокашке. — Сегодня утром ко мне явился епископ со своим генеральным штабом священников и монахов.

— С тяжелым чувством я должен заявить вам, что, если так называемая Рота добрых услуг не прекратит своего существования, я отлучу от церкви всех, кто состоит в этой Роте, и всех, кто пользуется ее услугами. — Епископ входит в кабинет, епископ еле кланяется, не улыбается, не садится, протирает свой перстень, протягивает руку. — Перейдены все границы элементарных правил приличия и пристойности, генерал Скавино. Ко мне, вся в слезах, пришла мать самого капитана Пантохи, бедная женщина переживает истинную трагедию.

— Я полностью с вами согласен, и Ваше преосвященство знает это. — Генерал Скавино встает, генерал Скавино опускается на колени, целует перстень, говорит мягко, предлагает минеральной воды, провожает посетителей до двери на улицу. — Если бы зависело от меня, этой Роты вообще бы на свете не было. Прошу вас, немного терпения. А что касается Пантохи, даже имени этого при мне не упоминайте. Какая там трагедия! Сыночек этой сеньоры, которая ходит вся в слезах, больше всех повинен в происходящем. Наладил бы дело так себе, как водится, ни шатко ни валко. Но нет — этот идиот превратил Роту добрых услуг в самое совершенное учреждение во всей армии.

— Что говорить, Панта. — Капитан Мендоса поднимается на борт, капитан Мендоса разглядывает с любопытством капитанский мостик, компас, крутит руль. — Ты Эйнштейн постельного дела.

— Да, разумеется, я выслал несколько групп в погоню за фанатиками. — Полковник Аугусто Вальдес идет в лазарет, полковник Аугусто Вальдес подбадривает пострадав-шего, метит карту флажками на булавках, инструктирует, желает удачи отправляющимся на задание офицерам. — И приказал доставить мне всех до единого жителей, мы с ними сквитаемся. В этом не было необходимости, мой генерал. Мои люди возмущены, унтер-офицера Авелино Миранду в полку очень любили.

— Рано или поздно Тигр примет мой план. — Капитан Пантоха показывает капитану Мендосе каюты на «Еве», трюм и машинное отделение, капитан Пантоха сплевывает и растирает плевок. — Роту неизбежно придется пополнять. С тремя судами, двумя самолетами, оперативным штатом в сто рабочих единиц и двумя унтер-офицерами я буду творить чудеса, Альберто.

— Мы в Чорильосе всегда говорили, что тебе не военным быть, а счетной машиной. — Капитан Мендоса спускается по трапу, капитан Мендоса под руку с Пантой возвращается в лагерь, спрашивает: вы приготовили мне статистический отчет, младший лейтенант? — Но вижу, мы ошибались. Твоя мечта — стать Великим сводником Перу.

— Ты ошибаешься, всю жизнь с рождения я хотел быть только солдатом, но солдатом-администратором, это не менее важно, чем артиллерист или пехотинец.

— Армия у меня вот тут. — Капитан Пантоха разглядывает незамысловатый кабинет, капитан Пантоха осматривает керосиновую лампу, москитные сетки, траву, про-бивающуюся в полу меж досок, прикладывает руку к груди. — Вот ты смеешься, и Бакакорсо смеется. А я говорю: в один прекрасный день вы глазам своим не поверите. Мы развернемся на всей территории страны, у нас будет своя флотилия, свои поезда и сотни рабочих единиц.

— Во главе поисковых групп я поставил самых энергичных офицеров. — Полковник Аугусто Вальдес следит за продвижением экспедиций, полковник Аугусто Вальдес руководит поисками по радио, перемещает флажки на карте, разговаривает с врачами. — Солдаты так распалились, приходится сдерживать. Как бы не линчевали фанатиков. А унтер-офицер Миранда, кажется, выкарабкивается, мой генерал. Это — да, без руки останется и хромой.

— Придется, наверное, вводить в армии новый род войск. — Капитан Мендоса берет статистический отчет, капитан Мендоса перечитывает его, правит. — Артиллерия, пехота, кавалерия, инженерные войска, интендантская служба, постельная служба? Или лучше — походные бордели?

— Лучше, наверное, держаться поскромнее. — Капитан Пантоха смеется, капитан Пантоха видит сквозь металлическую сетку горниста, играющего сигнал на ужин, солдат, входящих под деревянный навес. — Да зачем скромничать, может, когда-нибудь и введут.

— Ну вот, праздник окончен, твои курочки уже поют распу. — Капитан Мендоса кивает в сторону «Евы», капитан Мендоса показывает на сотрудниц, толпящихся на палубе, на пароходную сирену, на унтер-офицера Родригеса, стоящего на капитанском мостике. — Каждый раз, когда слышу их гимн, подыхаю с хохоту. Ты прямо в Икитос?

— Прямо сейчас. — Капитан Пантоха обнимает Мендосу, капитан Пантоха в два скачка подымается на «Еву», запирается в каюте, бросается на койку. — В ушко, в шейку, в грудку. Царапни, скорее, ущипни, как я люблю, укуси.

— Ой, Панта, какой ты зануда. — Бразильянка упирается, Бразильянка топает ножкой, опускает занавеску, вздыхает, уставившись в потолок, со злостью швыряет одежду на пол. — Не видишь, я устала после работы? А потом еще сцену ревности устроишь, я тебя знаю.

— Молчок, молчок, закрой клювик, повыше, повыше, знаешь, куда. — Панта сжимается, Панта распластывается, переворачивается, стонет. — Вот так, ох, хорошо.

— Я должна сказать тебе одну вещь, Панта. — Бразильянка лезет на койку, Бразильянка сворачивается в клубочек, выпрямляется, прижимается, отстраняется. — Не хочу я больше терять из-за тебя деньги, из-за твоей прихоти ограничивать себя десятью услугами.