Петр Алешкин - Откровение Егора Анохина

Шура сняла с головы Дуняшки платок, встряхнула его и насыпала провеянной пшеницы, завязала концы. Дуняшка видела, как завтоком взглянул на Шуру и отвернулся.

Она взяла узелок и направилась к деревне. Решила идти домой над речкой под огородами, опасалась встретить на улице милиционера. Дуняшка спустилась к речке и побрела по тропинке, раздвигая гибкие ветви ивняка. Они были теплые и пыльные. По другому берегу речки проходила дорога в райцентр. Изредка по ней пробегали, поднимали пыль полуторки и громоздкие угловатые «ЗИСы-Уралы». Они везли зерно на элеватор. Тропинка раздвоилась. Одна вела дальше по берегу, а другая спускалась вниз к реке. Дуняшка, осторожно ступая по ступеням, сошла вниз. Там на берегу была лавочка, с которой брали воду из реки поливать грядки овощей. На ней грелась на солнце большая зеленая лягушка. Когда Дуняшка приблизилась, она с шумом плюхнулась в воду и тут же вынырнула недалеко от берега. Дуняшька сняла тапки, села на теплые доски лавочки и с наслаждением опустила ноги в парную воду. Было тихо. По воде разбегались круги от ног и расплескивали отражение солнца и высоких белых облаков. Солнце раскачивалось на волнах, рассыпалось на искорки и слепило глаза. Вода прозрачна. Видно, как из глубины тянутся стебли камышей. Тонкие стрекозы неслышно кружились над водой, выбирая место, куда присесть. Дуняшка умылась, смочила водой обгоревшую шею и босиком по тропинке пошла дальше. До своей избы она не могла пройти по берегу. Нужно было выйти по меже на улицу и по переулку пройти несколько дворов. Дуняшка торопливо, не оглядываясь, перешла улицу и направилась к своей избе. «Только бы милиционер не выскочил!»— подумала она. И как раз в это время услышала сзади погромыхивание телеги. Кто-то ехал по главной улице, с которой только что она свернула в переулок. Ехал не спеша, но в ту же сторону. Дуняшка заторопилась, почти побежала.

«Господи, пронеси! Господи, пронеси! — кружилось в голове. — Дом уж рядом, рядом! Еще два двора. Господи, пронеси! — Но и телега все ближе, ближе. Слышно, как она въехала в переулок. Дуняшка задыхалась. — Только не оглядываться! Один дом еще! Можа, пронесет!»

— Дунька! А ну постой на минутку! — раздался спокойный мужской голос.

Она невольно оглянулась на ходу. Ее догонял бригадир Андрей Исаевич. Он увидел девушку и решил узнать, почему она так рано ушла с работы, поговорить с ней, может, пора ей отдохнуть перед родами. Но Дуняшка, оглянувшись на него, еще быстрее побежала к дому. Почувствовав, что что-то здесь не то, Андрей Исаевич хлопнул кнутом по спине лошади.

Дуняшка распахнула калитку, захлопнула ее за собой и, совсем задыхаясь, выбиваясь из сил, побежала к крыльцу. В животе кололо. Она даже не видела, что возле избы стоит отец. Он напился утром за жареной печенкой, не пошел на работу. Около плетня Ивана Игнатьевича бригадир осадил лошадь.

— А ну погоди! Кому говорю! — крикнул он, соскочил с телеги и направился к калитке.

— Куда прешься, гад! Ай забыл, на чей двор попал! — остановил его Иван Игнатьевич и шагнул к крыльцу, подхватил топор, который со вчерашнего вечера стоял у столба.

Бригадир шмыгнул из палисадника, вскочил на телегу и крикнул:

— Я сейчас власть приведу!

Андрей Исаевич вспомнил про те полмешка ржи, о которых говорил Мишка-комбайнер, и решил сделать обыск у Ивана Игнатьевича. Он хлестнул лошадь и запылил по переулку.

— Хоть сатану веди! Перестреляю всех… к такой-то матери!

Иван Игнатьевич швырнул топор в траву возле погреба, сел на ступени и начал дрожащими пальцами сворачивать «козью ножку». Газета рвалась. Он срывал новый клочок и крутил другую, потом, скрутив, никак не мог набить ее. Табак рассыпался. Наконец справился и стал хлопать ладонью по карманам, искать спички. Их не оказалось. Тогда Иван Игнатьевич поднялся и пошел в избу. Дуняшка лежала на кровати и рыдала, дергалась всем телом.

— Брать не надо было, — проворчал он.

— Да не брала я! Шура навязала, — всхлипывая, ответила Дуняшка.

Иван Игнатьевич взял спички на загнетке и снова вышел на крыльцо. Не успел он докурить цигарку, как услышал грохот телеги, подпрыгивающей на кочках. Телега приближалась. «Неужто с обыском? — мелькнуло в голове Ивана Игнатьевича. — Нет, сволочи! Не пущу!.. Не шарить вам в моем доме!» — решил он и стал на ступени крыльца.

Показалась телега. На ней сидели бригадир, председатель сельсовета и милиционер, Васька Кирюшин, молодой парень, любивший прихвастнуть. Сейчас Кирюшин был в боевом настроении, чувствовал себя сильным, защищающим справедливость.

Телега остановилась возле плетня. Милиционер молодецки спрыгнул на землю, поправил фуражку, ногой распахнул калитку и вошел первым. Его догнал председатель сельсовета и пошел рядом. Андрей Исаевич задержался у лошади. Иван Игнатьевич стоял на ступенях. Ждал.

— Принимай гостей, Игнатьич! — дружелюбно сказал председатель сельсовета. — Не ждал?

— Я вас не звал… и не трогал. Вертайтесь от греха подальше.

— Нас ты не трогал, Игнатьич. Точно. Но народное добро, говорят, трогал. Посмотреть придется. Если не трогал, и мы тебя не тронем.

— Идите назад, говорю! Не затевайте худого!

— Дорогу представителям власти! — пророкотал милиционер и, не останавливаясь, пошел на Ивана Игнатьевича.

Тот побагровел и, когда Кирюшин приблизился к нему, схватил его сзади за ворот рубахи, повернул к себе спиной, пнул ногой и отпустил. Милиционер свалился на руки председателю сельсовета. Успел на лету подхватить слетевшую с головы фуражку.

— Ах ты, гад! — крикнул он, хватаясь за кобуру. — Ты на кого… на кого руку поднимаешь? А? Пришью, как собаку!

Иван Игнатьевич задом попятился в сени, захлопнул за собой дверь и щелкнул железной задвижкой. И тут же дверь заходила ходуном. Со стены посыпалась глина.

— Открой! Растудыт твою мать! Открой, говорят! Дверь высадим!

Иван Игнатьевич снял со стены ружье. Он помнил, что перезарядил ее после того, как стрелял ночью.

— А ну уходи от дома! — крикнул он в окно.

Но, видно, милиционер не слышал его и продолжал ломиться в дверь.

Тогда Иван Игнатьевич ткнул дулом в стекло. Оно выскочило на улицу, зазвенело, рассыпалось.

— Расходись, сволочи! Стрелять буду!

— Папа! Не надо! — завизжала Дуняшка и бросилась к отцу.

Он прикладом сильно оттолкнул ее от себя. Она отлетела, стукнулась боком о печь, упала и, завывая, поползла к кровати. Руки ее подломились. Она ткнулась лицом в пол и потеряла сознание.

Кирюшин и председатель сельсовета тем временем присели на крыльце и кричали оттуда:

— Игнатьич, выбрось ружье!

Андрей Исаевич, привязывавший лошадь в то время, когда милиционер с председателем ломились в дверь, вырвал из плетня кол, подкрался вдоль стены избы и хватил им по окну. Рама прогнулась. Стекла брызнули на стол, зазвенели, запрыгали по полу. Бригадир снова вскинул кол. Для Ивана Игнатьевича все встало на место. Спокойно поймал он на мушку лицо бригадира и нажал оба курка. Ствол резко подбросило вверх. Голова Андрея Исаевича откинулась назад. Он выпустил кол, взмахнул руками, схватился за лицо и упал навзничь. Иван Игнатьевич видел, как председатель сельсовета кинулся за сарай, а милиционер перемахнул через плетень и скрылся в лопухах. Фуражка его с красным околышем медленно катилась по пыльной дорожке к калитке, подпрыгивала на козырьке, как птица с перебитой ногой.