Анатолий Афанасьев - На службе у олигарха

Я не понимал, говорит ли он серьёзно, но учтиво поблагодарил и сказал, что коли обернусь к вечеру, обязательно для смеха вздёрну собственноручно парочку стариканов. Лиза толкнула меня локтем в бок, довольно чувствительно.

В гараже стояло с десяток иномарок разных калибров, от трудяги «фордзона» до тёмно-вишнёвого, устремлённого в будущее «феррари». Худенький молодой человек в джинсах и светлой рубашке полировал замшей капот голубого «ситроена». Увидев нас, засуетился, открыл заднюю дверцу.

— Валера, — представил его Трубецкой. — Довезёт до вертолёта… Валер, не подведи, вся Европа на тебя смотрит.

Юноша засмеялся, сверкнув ослепительно-белыми зубами. Можно сказать, был копией Трубецкого, только пожиже. Не заматерел ещё. Трубецкого шатало. Он держался рукой за створку гаражных ворот.

— Давайте, ребятки, с Богом. Когда-нибудь увидимся.

Мне захотелось его обнять, но я лишь осторожно тронул за плечо.

— Спасибо за всё, брат. Выздоравливай скорее.

— Не сомневайся… Береги эту куклу.

Я сидел в салоне на заднем сиденье, Лиза всё ещё прощалась с Трубецким, поднявшись на цыпочки, гладила ладошками его опухшие щёки. Я поймал себя на мысли, что почти не думаю о ней. Какая-то красивая юная девушка, куда-то вместе бежим. От кого? Зачем?

За ворота поместья выехали без проблем. Лиза тихонько всхлипывала, привалившись к моему боку. Чудно. Я опять ничего не чувствовал, как-то внутренне обмёрз. Не прочь бы закурить, но лень доставать сигареты. Какая-то вязкая накатила усталость. Как после большой температуры.

Ехали недолго, минут десять, и всё лесом. Подмосковный лес полон неодолимого очарования для тех, кто понимает. Европа и Азия тут дышат рядом.

Лиза перестала хныкать, спросила:

— О чём думаешь, Витенька?

— Слишком много трупов, — сказал я. — Непривычно как-то.

Она крепко сжала мою ладонь.

Небольшой частный аэродром открылся неожиданно и весь целиком: две взлётно-посадочные полосы — бетонная и грунтовая, домик с диспетчерскими службами, с круглой стеклянной башней, ретрансляторная вышка, радары… На стоянке две «Сессны», как уснувшие стрекозы, а чуть поодаль — зелёный вертолёт, похожий на земляного жука, размером чуть побольше нашего «ситроена», вероятно, спортивная модель, я в этом не разбираюсь.

Пилота звали Степан Степаныч. Мужчина лет около сорока, веснушчатый и курносый. Встретил нас как родных. Они о чём-то коротко пошушукались с водителем Валерой, потом он (Степан Степаныч) помог нам подняться через неудобный люк в салон (?) и усадил на кожаные полукресла лицом друг к другу. Отсюда, если вытянуть голову, была видна приборная панель. Зарокотал двигатель, зашуршали лопасти, будто град обрушился на крышу, и мы взлетели. Когда поднялись повыше, началась качка, и у меня возникло неприятное ощущение, будто мои хрупкие почки окликают одна другую с целью опять поменяться местами. Наверное, я побледнел, и Лиза мгновенно отреагировала.

— Тебе плохо, да, плохо, Витенька? — В очах испуг.

— Ничего не плохо. Так хорошо никогда и не было.

Заглядывала сбоку, стараясь поймать взгляд. Мне это не нравилось.

— Витя, хочешь, скажу что-то очень важное?

— Валяй.

— Трупы, кровь — всё это, конечно, ужасно. Но это всё позади. Главное — мы вместе. Пока мы вместе, с нами ничего не случится. Ты только поверь в это. Пожалуйста, поверь.

Мне стало стыдно. Балованная девушка, почти ребёнок, утешает старого мудака, пытается вселить в него мужество.

— Уверена, что мы поступаем правильно?

— У нас нет выбора… И потом…

— Что потом?

— Не стоит так уж всё драматизировать. — Лиза говорила чуть смущённо. — Давай лучше думать, что совершаем свадебное путешествие.. Я вот, например, вообще мало путешествовала и всегда об этом мечтала. Ты часто бывал за границей?

— Никогда, — отозвался я гордо. — Знаешь, в чём мы с тобой безусловно похожи?

— В чём? Оба ненормальные?

— Мягко сказано. Мы для Патиссончика самые перспективные пациенты.

— Ох, не вспоминай о нём.

— Свадебное путешествие! Надо же такое придумать. С таким же успехом приговорённый к повешению может расценивать виселицу как спортивный снаряд для разминки.

— Брр, Витя! Какие стыдно!..

Самое удивительное, что, несмотря на качку и всё прочее, мы вдруг одновременно сладко задремали. По-настоящему очнулись уже на земле. Степан Степанович помог нам спуститься (высадились на бетонной площадке, огороженной забором) и самолично на неприметной «газели» доставил к зданию аэропорта. Здесь распрощались.

Дальше бразды правления забрала в свои руки Лиза. В зале ожидания, в меру переполненном, уселись на скамье неподалёку от окошек регистрации, прямо напротив светового табло с расписанием маршрутов. Наш рейс — через два часа, и ещё пятнадцать минут до встречи с человеком, который передаст документы. Мы ни о чём не разговаривали, просто сидели рядышком и глазели по сторонам. Я давненько не бывал в международных аэропортах (приходилось иногда провожать или встречать кого то), и мне всё было интересно, в первую очередь — публика. Случайных людей здесь не было, а лишь те, кто так или иначе преуспевал в жизни, плюс аэропортовская обслуга, плюс многочисленные искатели приключений, ворьё, бандиты, женщины смежных профессий и ещё всякая шушера помельче, которую, впрочем, трудно отличить от обычных пассажиров. Полюбовавшись этим разноголосым и многоликим букетом, я сказал, вздохнув:

— Пойду, что ли, позвоню. Сколько можно откладывать?

— Конечно, — поддержала Лиза. — Всё равно это надо сделать.

Дала жетон, и из ближайшего автомата я с первой попытки дозвонился до родителей.

Мамин голос зазвучал так близко, как будто из комнаты в комнату. Ей же, вероятно, напротив, пбказалось, что звоню с того света, она несколько раз, не веря ушам своим, переспрашивала и окликала:

— Витя, Витя, это ты? Правда ты?!

Потом сразу передала трубку отцу, и по его суровому голосу и по её заполошности я догадался, что старики успели похмелиться и, значит, у них не так всё плохо. Во всяком случае, они пока ведут привычный образ жизни.

— Если бы у тебя, сын, были свои дети, хотя до этого, судя по всему, не дойдёт, ты сумел бы оценить своё поведение по достоинству.

По затейливости фразы я легко определил, на какой он стадии — стакан беленькой, не больше.

— Папа, сейчас у меня, к сожалению, нет времени, но…

— Ты хоть знаешь, что нас с матерью чуть не убили? И это при её гипертонии.

Об этом я знал, но предпочёл бы не знать. И не собирался расспрашивать. Всё равно что сентиментальный преступник допытывается у своей жертвы о нюансах её страданий.

— Как вы сейчас, папа? Здоровы более или менее?

— Здоровы? Странный вопрос. С каких пор это тебя интересует?