Иэн Бэнкс - Песнь камня

Я спокойно спускаюсь, неспособный присоединиться к этому братанию. Я ищу тебя, моя милая, — может, ты в этой радушной толпе или просто выглядываешь из окна, но тебя не видно. Вот лейтенант — улыбается возле свежеобретенной пушки

149

посреди шумного дружелюбия, с внимательным одобрением озирает свою буйную команду, явно что-то обдумывает. Кричит, стреляет в воздух, и во внезапно павшей краткой тишине пред повернутыми к ней лицами объявляет вечеринку, праздник.

Принесите еще вина, командует лейтенант; в лагере перемещенных добудьте партнерш для танцев, пусть слуги приготовят лучший пир из того, что найдется, и зарядите генератор драгоценным топливом — пусть горят огни замка; сегодня мы все веселимся!

Солдаты вопят от радости, воют на луну и возносят к небесам оружейные дула, паля оглушительным треском согласия, feu de joie *, что поднимет и мертвого.

* Салют (фр.).

Торопливая дискуссия между лейтенантом и мистером Резом; они стоят возле пушки и смотрят на мост через ров, а солдаты мчатся от грузовика к замку, по двое неся ящики, выставив руки для равновесия; другие взваливают на плечи канистры с топливом и направляются в конюшню, а оставшееся большинство — направив фары грузовика на лагерь беженцев, — шагают меж палатками, приглашая, а точнее, вынуждая женщин присоединиться к торжеству. Я слышу крики, причитания и угрозы; начинается драка, трещат черепа, однако обходится без выстрелов. Солдаты возвращаются, за руку волокут партнерш; одни обмякли, другие бранятся, третьи на ходу не попадают в рукава, четвертые подпрыгивают на траве и гравии, пытаясь натянуть туфли. Лица покинутых мужчин мрачно и отчаянно глядят из затемненных палаток.

Лейтенант и ее заместитель полны решимости; будут пробовать. Пушку отцепляют от грузовика и вновь присоединяют к джипу.

Улов лейтенанта надлежащим образом волочится: урчащий мотором джип тянет, тащит его в стальнозубую пасть замкового лица. Неуклюжий артиллерийский артефакт еле пролезает, колеса выворачивают камни из балюстрады моста, и те плюхаются в черный ров, длинный ствол скрежещет по дну перехода под старой караулкой. Колеса джипа скользят по дворовой брусчатке, и пушка, видимо, застревает, но солдаты с хохотом толкают и пихают, она выцарапывается наружу и останавливается у колодца на опустевшем дворе. Огромный ствол поднят, чтобы не мешаться на дороге, и два зевнувших рта — колодца и пушки, окруженный камнем и оправленный сталью, — распахнуты в ночь безмолвной ораторией плохо спевшихся калибров.

Второй джип тоже протискивается во двор, таща за собой прицеп с боеприпасами, окруженный солдатами, что ведут бледных женщин и девочек, — некоторые в дневной одежде, другие в ночном облачении.

Солдаты зажигают факелы, машут свечами, распахивают двери комнат и швыряют в камины толстые поленья. Другие снаружи ставят грузовики в конюшню и заводят генератор, затопляя замок электрическим светом и заставляя нас всех моргать в непривычном сиянии. Они возвращаются, затем опускают и запирают кованую решетку. Еще не проснувшихся слуг вытаскивают из постелей, в очагах на кухне разведен огонь, кладовые обысканы, а из погребов принесены охапки бутылок. Двойные двери бальной залы распахнуты настежь, обнаружены пластинки, и вскоре пространство наполняет музыка. Плоды моих вкусов, как вскоре выясняется, им не подходят, и из комнат прислуги добываются более уместные напевы.

Лейтенант опускает длинные шторы, дабы свет не сбежал наружу, и тихо приказывает нескольким солдатам, разумеется, веселиться изо всех сил, однако сменять друг друга на крыше, на случай если пирушка привлечет к нам ненужное внимание.

Солдаты складывают оружие, гранаты, снимают куртки, патронташи и обрывки обмундирования. Они роются в гардеробах и комнатах наверху, и вскоре на лестнице появляется группа, нагруженная одеждой — нашей и наших предков. Сорочки, рубашки, платья, брюки, пиджаки, меховые накидки, шали и пальто — шелк, парчу, бархат, лен, кожу, норку, горностая, шкуры и меха десятка других видов зверья сбрасывают, раскапывают, натягивают, требовательно изучают и неохотно принимают; женщины ковыляют на высоких каблуках, их заставляют надеть чулки, баски и древние корсеты. Появляется коллекция шляп. Солдаты и их свита пускают побеги плюмажей и перьев, обрастают шлемами и вуалями; головные уборы, собранные со всего полушария, пляшут в огнях. Некоторые затягиваются в доспехи и дребезжат, пытаясь все же танцевать. Двое в вестибюле изображают драку на мечах, хохочут, когда лезвия вышибают искры из голых стен; разрубают картину, пытаются резать свечи пополам. Лейтенант качает головой, приказывает убрать мечи, пока не поранили себя или других.

Я направляюсь к лестнице на поиски тебя, моя милая, однако лейтенант, улыбаясь, с полным бокалом в руке, хватает меня за руку, едва я преодолеваю первую ступеньку.

— Авель? Вы же не собираетесь нас покинуть? — На ней опять старая мантия, и при каждом движении кровавая подкладка трепещет в черноте.

— Я хотел проведать Морган. Я ее не видел. Она, должно быть, напугана.

— Позвольте мне, — отвечает она. — Почему бы вам не присоединиться к празднику? — Она бокалом обводит бальную залу; грохочет музыка, прыгают и скачут тела.

Я смотрю, затем выдаю скупую страдальческую улыбку.

— Быть может, я присоединюсь к вам позже.

— Нет. — Она качает головой. — Определенно сейчас, — произносит она. — Точно. — Тянет руку к подходящим Луцию и Ролансу — у одного в руках громадный поднос с едой, у другого поднос поменьше, полный открытых винных бутылок. Она берет бутылку, затем гонит слуг дальше, в залу. Впихивает бутылку мне в руку. — Займитесь чем-нибудь полезным, Авель, — предлагает она. — Наполните ребятам бокалы. На сегодня это ваша работа. Бармен. Справитесь? Вам это под силу, а?

Видимо, она уже пьяна, хотя времени у нее почти не было. Начала в джипе на обратном пути, или, может, наша храбрая лейтенант не умеет пить? Я бросаю взгляд на бутылочную этикетку, пытаясь распознать год.

— Я полагал, что заработал себе на хлеб, будучи сегодня вашим проводником.

— В нормальной ситуации так оно и было бы, разумеется, — отвечает она, поднимаясь ступенькой выше меня и рукой обвивая мне шею, — Но парни стреляли, а вы нет, и к тому же обычно у них не бывает балов в замках. Будьте хорошим хозяином, — добавляет она, тыча бокалом мне в грудь, расплескивая вино на жилет. — Ой. Простите. — Она хлопает по пятну, трет рукой, — В стирке отойдет, Авель. Но будьте хорошим хозяином; хоть раз в жизни побудьте слугой; принесите пользу.

— А если я откажусь?

Она пожимает плечами, хмурится почти мило.

— О, я ужасно расстроюсь. — Отпивает, разглядывает меня поверх бокала, — Вы же не видели, как я теряю терпение, не так ли, Авель?