Брэйн Даун - Код Онегина

— А сейчас, — сказала Маша, — Антон Антонович работает над статьей о Пушкине…

— Ах, о Пушкине… — протянул Лева. А Саша только крякнул и засунул руки поглубже в карманы штанов.

— Антон Антонович сделал сенсационное открытие… Он доказывает, что Пушкин вовсе не был потомком Ибрагима Ганнибала!

— Обалдеть, — сказал Саша.

— И вообще, его происхождение… Антон Антонович много работал с документами… Антон Антонович, ну, покажите же!

Этим синим глазам Верейский не мог противиться… Статья называлась:

ФРАНЦУЗ

«Мы привыкли бездумно повторять: „Пушкин — это наше все". Действительно, он — сердце России, солнце каждого русского трудового человека… Но был ли Пушкин русским „по крови", как любят выражаться нынешние ревнители буржуазно-националистической идеи? И так ли важна „кровь", как пытаются внушить нам эти коричневые господа, цинично попирая десятилетиями проверенные принципы святого пролетарского интернационализма?! Некоторые факты дают нам основания утверждать, что ни одного русского, более того — ни одного славянского гена в самом русском из всех русских гениев — не было…

Однако начнем мы с фактов известных; и прежде всего перенесемся на двести с лишним лет назад, во времена французской революции… После свержения монархии во Франции и казни короля из страны были вынуждены бежать сотни и тысячи семей аристократов».

— Я уж говорила Антону Антоновичу: мне кажется, что слово «пролетарский» тут лишнее… Просто — интернационализма… да, Антон Антонович? Лева, Саша, скажите же ему!

Но Лева как воды в рот набрал. А Саша спросил растерянно:

— Неужели и он был евреем?

«Революционный вихрь в мгновение ока смёл монархические декорации со сцены истории, обнажив их жалкий и трагичный фасад; многие обладатели пышных титулов, вконец отчаявшись, навсегда покидали пределы родного отечества, искренне надеясь начать жизнь заново в чужих краях. Особенно много оказалось французских беженцев-аристократов в России. Быть может, им казалось, что в северных снегах этой огромной страны монархия также незыблема и тверда, как гранит берегов пышной невской столицы, основанной Петром? Кто знает?…

Граф Эжен-Шарль-Амори де Монфор, получивший образование в аристократическом иезуитском коллеже под Парижем, неплохо рисующий, музицирующий, имеющий весьма твердые познания в литературе и грамматике, разбирающийся в исторических хрониках и геральдике предков, вовремя покинул Францию, отказавшись от сана иезуитского священника, к которому его готовили. Он уехал морем в далекую Россию и по рекомендации своего старого знакомого, графа Ксавье де Местра, поступил наставником к детям Сергея Львовича Пушкина, известного московского бонвивана, остроумца и дамского угодника. Рекомендованный аристократ-учитель, снискав благосклонность Сергея Львовича, стал домашним воспитателем старшего его сына — Александра — кудрявого, задумчивого мальчика с примесью африканской крови в жилах…

Пушкин был прозван в Лицее „Французом" — за великолепное знание языка и литературы страны, в которой он никогда не бывал, но на чьем наречии составлял великолепные стихотворные шарады и письма. Это несомненная заслуга Монфора, который учил воспитанника языку Вольтера и Дидро… Так ли все было? Большинство людей считают, что так. Однако обнаруженная совсем недавно во Франции частная переписка графа де Монфора проливает совершенно новый свет на эту историю…»

— Так он был сын этого Монфора! — Это Саша не вслух сказал, конечно, а прошептал Леве в самое ухо. — Француз! Помнишь, что нам Шульц говорил?! А Чарский про иезуитов?!

Лева недовольно отстранился и потер ухо ладонью.

«Мадам,

ваш покорный слуга счастлив сообщить вам, что исполнил свою миссию успешно (за что мы должны благодарить нашего общего знакомого): ребенка приняли в семью. Глава семейства первоначально отнесся к этому без восторга, но усилия нашего общего знакомого, под значительным влиянием коего глава семейства находится, возымели действие; а бесконечно любезная супруга главы семейства приняла и полюбила мальчика почти как родного сына, ведь после трагической потери ее собственного лигаденца он станет ей единственным утешением… Поистине само Небо позаботилось о нас: навряд ли нам удалось бы так быстро отыскать в России семью, где появление на свет ребенка с примесью африканской крови не вызвало бы удивления окружающих…

1 фруктидора 1799 г.»

«Мадам,

рад сообщить вам, что все идет как планировалось: ваш покорный слуга (благодаря опять же влиянию нашего общего знакомого) принят к ребенку воспитателем и будет теперь находиться при нем неотлучно… 5 вандемьера 1807 г.»

«Мадам, к моему глубокому сожалению, я никак не могу согласиться с вашим намерением открыть ребенку истину о его происхождении: в нынешних политических обстоятпельствах это повлечет за собой поистине катастрофические последствия, несмотря на то, что вы не являетесь более супругой Его Императорского Величества. Умоляю вас повременить с этим,

2 брюмера 1812 г.»

Общий знакомый — вполне вероятно, тот самый Ксавье де Местр, действительно имевший большое влияние на Сергея Львовича Пушкина. Но кто же была таинственная адресатка?! Письма графа Амори были найдены случайно в архиве одной из боковых ветвей семьи де Монфоров; к сожалению, установить путь, каким они попали туда, за давностью лет не представляется возможным. Но слова, сказанные в письме 1812 года, могут иметь одно-единственное значение… Настоящей матерью Пушкина была Жозефина де Бонапарт!»

— Эк загибает! Так Пушкин был сыном Наполеона!!! Это — круто… Когда мы будем писать роман про Ленина — он у нас тоже будет сын Наполеона или кого-нибудь в этом роде! Бисмарка, может?!

— Всенепременно… — с задумчивым видом отозвался Большой. — Слушай, а в этом что-то есть… Личность Наполеона всю жизнь занимала Пушкина; об этом целые тома написаны… Никому из исторических персонажей он не уделял столько внимания… Отношение его к Наполеону было чрезвычайно сложным… тут можно привести полсотни цитат, доказывающих, что он знал или хотя бы догадывался о том, кто его отец… Что касается писем — эмигрант-роялист вряд ли бы стал датировать письма по новому календарю, но это не суть важно… Черт, погоди! Что мы несем?! При чем тут Наполеон?!

— А что?

— Надеюсь, даже тебе известно, что Наполеон не был негром!

— Но Жозефина-то была креолкой…

— О, мой эрудированный друг… — вздохнул Большой. — Довожу до твоего сведения, что креолка — это совсем не то же самое, что мулатка. Креолами в те времена называли людей, родившихся в колониях, вот и все.