Пэлем Вудхауз - Дживс, вы — гений!

— Кто говорит про преступление. Просто мы все отлично посмеемся над этим в «Трутнях».

— Берти, — Чаффи ужасно заволновался, — Берти, если ты когда-нибудь проговоришься этим бездельникам в «Трутнях», я найду тебя на краю земли и задушу собственными руками.

— Ладно, поживем — увидим. Но как я уже сказал, я очень счастлив, что вы помирились. Ведь я один из самых близких друзей Полины. Когда-то мы с тобой так весело проводили время, верно?

— Еще бы.

— Помнишь Пайпинг-Рок?

— Ага.

— А тот вечер, когда у нас заглох мотор и мы чуть не всю ночь мокли в дебрях Уэстчестер-Каунти под проливным дождем?

— Да уж, такое трудно забыть.

— Ты промочила ноги, и я проявил большую мудрость, сняв с тебя чулки.

— Эй, поосторожней! — не выдержал Чаффи.

— Не волнуйся, старина, я все это время вел себя в высшей степени благопристойно. Просто я хочу, чтобы все поняли: я старый добрый друг Полины и потому имею право радоваться вашему счастью. П. Стоукер — одна из самых очаровательных барышень на свете, и тебе повезло, старик, что она выбрала тебя, хотя у нее имеется серьезный недостаток — папаша, поразительно похожий на чудовищ из Апокалипсиса.

— Папа вполне приличный старикан, не надо только гладить его против шерсти.

— Слышал, Чаффи? Когда будешь гладить этого матерого бандита, непременно гладь его по шерсти.

— Папа не бандит.

— Прошу прощения. Я разговариваю с Чаффи.

Чаффи принялся скрести подбородок. В некотором смущении, я бы сказал.

— Должен признаться, мой ненаглядный ангел, он действительно иногда производит на меня впечатление человека несколько неуравновешенного.

— Вот именно, — подхватил я.-И ни на миг не забывай, что он решил непременно выдать твою Полину за меня.

— Что?!

— А ты до сих пор не знал? Ну вот, теперь знаешь.

Полина вскинула голову — ну вылитая Жанна д'Арк.

— Пропади я пропадом, Берти, если выйду замуж за тебя!

— Мне нравится твой боевой задор, — одобрительно сказал я. — Но сохранишь ли ты свою отвагу, когда из ноздрей родителя вырвутся языки пламени и он начнет с хрустом жевать стеклянные бутылки? Не испугаешься серого волка?

Полина чуть дрогнула.

— Конечно, нам с ним придется нелегко, я понимаю. Знаешь, мой ангел, он на тебя жутко зол.

Чаффи выгнул грудь колесом.

— Я им займусь!

— Нет, — решительно возразил я, — это я им займусь. Предоставьте ведение этого дела мне.

Полина засмеялась. Мне ее смех не понравился, какая-то пренебрежительная нотка в нем слышалась.

— Тебе! Бедный ты мой воробышек, да если папа фыркнет при виде тебя, ты побежишь от него без оглядки.

Я поднял брови:

— Исключаю подобный казус из рассмотрения. Зачем ему фыркать при виде меня? То есть, по-моему, это вообще немыслимая глупость — фыркать на людей. А если он и позволит себе подобное проявление слабоумия, это вызовет совсем не тот эффект, какой ты предсказала. Да, признаю, когда-то я чувствовал себя немного неуверенно в присутствии твоего родителя, но все это в далеком прошлом, перед вами совсем другой человек. Я прозрел. Только что у меня на глазах Дживс буквально за две минуты укротил этот свирепо воющий ураган, обратив в нежнейший ветерок, так что злые чары развеяны. Когда он явится, можете с легкой душой предоставить его мне. Хамить я ему не стану, но буду очень строг.

Чаффи вроде бы о чем-то задумался.

— Это он идет?

В саду послышались шаги. А также громкое пыхтенье. Я указал пальцем на дверь.

— А вот и наш клиент, Ватсон, — сказал я, — если я не ошибаюсь.

Я не ошибся. На фоне летнего неба взгромоздилось нечто массивное. Оно вошло в кабинет, уселось на стул, А усевшись, вытащило носовой платок и принялось утирать им лоб. С весьма озабоченным видом, как я определил, и мое изощренное чутье помогло мне правильно истолковать симптомы. Так ведет себя человек после дружеской встречи с Бринкли.

Профессиональная точность диагноза подтвердилась минуту спустя, когда он на миг опустил платок и обнаружилось, что глаз заплыл и наливается великолепным синяком.

При виде синяка Полина взвизгнула, как и подобает любящей дочери.

— Боже мой, папа, что случилось?

Старик Стоукер бурно пыхтел и отдувался.

— Не удалось мне придушить его, — сказал он с тоскливым сожалением.

— Кого?

— Откуда я знаю. Там во вдовьем доме какой-то сумасшедший. Стоял у окна и кидался в меня картофелем. Не успел я постучать в дверь, как он тут же появился у окна и начал кидаться картофелем. Не захотел выйти, как подобает мужчине, и не дал мне придушить себя. Стоял себе и кидался.

Когда я это услышал, я против воли вроде бы даже восхитился этим ублюдком Бринкли, ей-богу. Конечно, мы никогда не будем с ним друзьями, но надо быть справедливым: в критических обстоятельствах в нем иногда просыпаются патриотизм и гражданское мужество. Видимо, стук папаши Стоукера нарушил его похмельный сон, он почувствовал, как мерзко трещит голова, и тотчас же принял соответствующие меры. Все совершенно правильно.

— Считайте, что вам грандиозно повезло, — сказал я, призывая к оптимистическому взгляду на жизнь, — ведь он открыл боевые действия с дальней дистанции. Оружием ближнего боя у него обычно служит либо мясницкий нож, либо топор, и тут требуются хорошие ноги.

Он слишком глубоко погрузился в свои собственные переживания и, по-моему, до сих пор не осознал, что Бертрам-то опять с ним рядом. Во всяком случае, он страшно удивился.

— Привет, Стоукер, — небрежно бросил я, желая помочь ему справиться с замешательством.

Но он продолжал таращиться.

— Вы кто? Вустер? — спросил он, как мне показалось не без ужаса.

— Он самый, старина Стоукер, — жизнерадостно подтвердил я. — Бертрам Вустер собственной персоной, можете не сомневаться.

Он чуть не с мольбой глядел то на Чаффи, то на Полину, словно ища у них поддержки и утешения.

— Что он такое сделал со своей физиономией?

— Это загар, — объяснил я и перешел к делу, которое мне не терпелось поскорей решить. — Что ж, Стоукер, вы очень кстати сюда заглянули. Я вас искал… ну, может быть, не то чтобы так уж искал, однако рад вас видеть, потому что хотел довести до вашего сознания, чтобы вы перестали мечтать о браке вашей дочери со мной. Выкиньте эту дурь из головы, Стоукер. Все, конец. Поставьте на своих мечтах крест, похороните и забудьте навсегда.

Сколько бы мне ни пели дифирамбов по поводу бестрепетной отваги и твердости, с которой я произнес эту речь, все будет мало. В какой-то миг я даже подумал, не перегнул ли палку, потому что поймал взгляд Полины и прочел в нем такое благоговейное обожание, что испугался: а ведь она, не в силах противостоять власти моего обаяния, чего доброго вдруг решит, что все-таки ее герой — я, и снова переметнется от Чаффи ко мне. Поэтому я поспешил перейти к следующему пункту повестки дня.